Окончательно спятив с ума, находясь в церкви во время провозглашения многолетия Екатерине, Лешка стал выкрикивать в адрес Государыни непристойности.

Его посадили в кандалы и отправили на следствие в Архангельск. Здесь во время конвоирования в тюрьму ему на шею вдруг бросилась какая-то женщина:

— Лексей Матвеевич, вы ли, голубчик?

Конвойные женщину отогнали. Это была Авдотья Ионова.

Судьба Авдотьи сложилась удивительно. Она глубоко раскаялась в своем преступлении. Попав в Архангельский острог, отличалась добрым нравом и умением обходиться с людьми. Ее заметила жена начальника острога, взяла к себе в дом — помогать по хозяйству. Авдотья служила с усердием, стала общей любимицей. Сколько могла через свою хозяйку помогала Лешке.

В феврале 1776 года из Петербурга пришло распоряжение Екатерины: «блевание» Жукова оставить без внимания, «ибо уже такового утопшего в злодеяниях человека никакое, кажется, физическое наказание к желаемому раскаянию привести не может». Решение милостивое!

Так Лешка был отправлен обратно на Соловки.

Вскоре и в судьбе Авдотьи наступила перемена. Из семьи острожного начальника ее забрал к себе олонецкий губернатор. В 1784 году «по наследству» она досталась новому губернатору — поэту и сенатору Гавриле Романовичу Державину. Тот добился у Императрицы помилования Авдотьи Отбывая на губернаторство в Тамбов, он взял ее с собой.

В Тамбове Авдотья отпросилась на житье в монастырь, затем приняла постриг. Она слыла смиренной монахиней, показывая пример иноческой жизни. Зная приемы врачевания травами, была частой гостьей в местном остроге, подавала всяческую помощь колодникам, утишала беседами их душевную боль.

Умерла Авдотья Ионова в 1835 году, не дожив до своего столетия меньше года. С ее смертью закончилась эта страшная история.

Но много прежде, еще в декабре 1766 года, в «Московских ведомостях» появилось объявление: «Близ Никитских ворот отдается внаем каменный дом Жукова. В нем восемь покоев с изрядным украшением, людских три покоя, кухня, баня с горницей, ледник, погреб, кладовая, каретный сарай, особый огород для овощей, регулярный сад…»

Желающий нанять дом быстро нашелся. Но как-то удивительно быстро и съехал с него. Сдавался дом воеводы и другой раз, и третий… Но и эти жильцы быстро уезжали, даже не спрашивая деньги, вперед внесенные.

По городу пошли самые страшные слухи. И долго-долго никто не посягал поселиться в его несчастных стенах.

В 1876 году Константин Петрович Победоносцев, которому вскоре предстояло на четверть века занять высокий пост обер-прокурора Святейшего Синода, автор многих серьезных исторических исследований, писал:

«Каменный дом, в котором совершено убийство, существует и до сих пор в том же наружном виде, в каком был при жизни Аграфены Жуковой. Он стоит отдельным двухэтажным корпусом во дворе, на самом углу Большой Никитской и нынешнего Мерзляковского переулка… Дом этот долго считался опальным. В околотке ходили слухи о тенях убитых Жуковых, которые будто бы являлись по ночам — в тех комнатах, где совершилось убийство. Жильцы обегали этот дом… Всех, кто ни поселялся в этом доме, выгоняли страшные привидения, являвшиеся ночью.

Эти слухи еще в памяти у некоторых местных старожилов, кого нам случалось расспрашивать».

Можно верить, что стены хранят память об ушедших временах и людях.

Сервиз императора

Дело это не совсем обычно. Даже на фоне бесчисленного многообразия преступлений оно стоит особняком. В нем немало забавного, анекдотичного, хотя, к сожалению, и здесь не обошлось без трагедии. И уж, во всяком случае, это дело ярко показывает весьма остроумные и своеобразные методы сыщиков времен Николая.

Теплым майским утром, когда сады и парки Петербурга уже украсились изумрудом свежей зелени, Император Николай Павлович моциону ради совершал прогулку в коляске.