Ты сам сейчас говорил, что нищета влечет за собой отчаяние, а за ним — и все дурное. Неужели мне придется когда-нибудь выручать тебя из префектуры или узнавать твое безжизненное тело в морге?
Анджело Пароли сделал беззаботный жест и выпил глоток абсента, оставшегося в стакане. Его собеседник с живостью продолжал:
— Ты падаешь духом, когда, наоборот, следует собраться со всеми силами. Ты заранее объявляешь себя побежденным, когда наступает минута главной битвы! Ты знаешь, как велика моя привязанность к тебе, моя чисто братская любовь. Мы оба итальянцы, родились во Флоренции в соседних домах и никогда не разлучались. У тебя способности лучше моих, знаний больше, и, несмотря на то, я счастлив, а ты — нет! С первого взгляда это кажется несправедливо, но ты сам — единственная причина такой несправедливости. Черт возьми! Не опускайся так! Поднимись, встряхнись! Стань человеком! Уезжай из Парижа, если надо!
Во второй раз Анджело пожал плечами.
— Уехать из Парижа, — повторил он. — К чему? Куда я поеду?
— В провинцию. Ты можешь найти место в Бордо, в Лионе или в Марселе, где не разнеслась о тебе слава как о пьянице, где ты составишь себе имя благодаря удачным операциям, на которые обращали внимание все медицинские газеты. Там ты можешь начать новую жизнь.
— Веришь ли ты в самом деле в то, что говоришь?
— Клянусь тебе!
— Может быть, ты и прав, — пробормотал Пароли.
— Да, я прав, не сомневайся. Поразмысли, любезный Анджело, и решись на что-нибудь.
— Ты забываешь, что существует непреодолимое препятствие! — сказал с горечью Пароли.
— Какое?
— Разве я могу куда-нибудь явиться в этих изношенных сапогах, в рыжей и измятой шляпе, в ветхом платье, у которого даже швы побелели? Меня выгонят за дверь, не удостоив и выслушать…
— Это препятствие можно устранить. Ты знаешь, что я экономен. Я нашел возможным отложить из моего жалованья несколько грошей. Если ты твердо решаешься, я буду рад одолжить тебе в виде займа сумму, необходимую для покупки гардероба, дорожных расходов и пропитания, в ожидании результатов хлопот…
— Да, ты благоразумен! Ты сумел устроить свою жизнь, а я — только испортил.
Аннибал продолжал:
— Если тебе не нравится Франция, почему бы тебе не отправиться в Англию, Америку или Россию?
— Я подумаю.
— Ты даешь мне слово?
— Честное слово Пароли!
— И скоро?
— Да. Ты заставляешь меня краснеть за самого себя. Несмотря ни на что, я все-таки человек неглупый, а такую жизнь могут вести только бессловесные животные. Я переменюсь. Париж отказывает мне в куске хлеба, так я буду его искать в другом месте.
— И ты откажешься от этого? — спросил Аннибал, кладя руку на стакан с несколькими каплями абсента.
— Видит Бог, без сожаления! Абсент помогает забыться, но действует очень дурно.
— Распростишься с игрой?
— Навсегда!
Аннибал схватил Анджело за руку и воскликнул:
— Прекрасные обещания! К несчастью, ты давал их много раз!
— Сознаюсь, но теперь мое решение непоколебимо. Я сдержу слово.
— Да услышит тебя Господь! Разузнай, где больше шансов на удачу, и извести меня. — И прибавил, вынимая из портмоне билет в пятьдесят франков: — Возьми. Тебе он очень нужен. Не забывай, что в Париже я помогаю тебе в последний раз. Я совершу преступление, если стану поддерживать тебя на том дурном пути, по которому ты до сих пор следовал.
При виде билета в пятьдесят франков глаза Анджело засверкали. Он взял его дрожащей рукой и пробормотал:
— Благодарю, старый товарищ, благодарю! Может быть, наступит день, когда я буду в состоянии уплатить тебе, но никогда мы с тобой квиты не будем. |