Совершенно бесполезно класть их в карман. Ах да, письмо Сесиль!
Говоря сам с собой, Жак укладывал бумагу за бумагой в ручной сак.
— Готово, — прибавил он, закрывая его. — Завтра я закончу здесь свои дела, а послезавтра уеду, чтобы повидаться в Дижоне со старым другом Леройе.
Взяв кожаный саквояж, он положил его в чемодан, запер ключом, висевшим на кольце, и спрятал под изголовье.
Жак Бернье продолжал говорить сам с собой вполголоса, так как это вошло у него в дурную привычку в течение долгих часов забот и волнений об исходе процесса. Процесс выигран, а привычка осталась.
Он начал раздеваться, и через несколько минут огонь у него погас, а постель заскрипела под тяжестью тела.
— Уф! — проворчал Пароли, вставая и проведя рукой по лбу, покрытому потом. Вид кипы банковских билетов вскружил ему голову. Глубокая морщина пролегла между бровями. Мертвенно-бледное лицо приняло выражение суровой жестокости.
Немного спустя он сам улегся и в свою очередь погасил свечу. Анджело пытался уснуть, но мрачные мысли отгоняли сон, и за всю ночь он не мог сомкнуть глаз. Как только пробило четыре, Пароли вскочил, оделся, велел ночному слуге отворить выходную дверь, дал ему на чай, прошел набережную Братства и направился к вокзалу.
Итальянец вошел в зал ожидания и стал ждать выдачи билетов. Наконец послышался звон колокольчика, извещавший пассажиров об открытии кассы.
Пароли, заслышав звонок, бросился поспешно к кассе и взял билет второго класса в Дижон. Через минуту поезд уносил его к цели путешествия, куда он должен был прибыть, впрочем, только на следующую ночь.
Было восемь часов утра того самого дня, когда итальянец сел в Марселе в вагон второго класса.
Молодой человек лет двадцати, с умным и веселым лицом, дышавшим здоровьем и силой, с изящными, мягкими манерами, прибыл из города на Дижонскую станцию.
Он был одет в охотничий костюм из темно-зеленого бархата, в толстые сапоги, меховую шапку с ушками, что было необходимо ввиду холодной погоды; через плечо перекинута охотничья сумка, а в левой руке — ружье.
Он вошел в контору начальника станции; тот поспешил навстречу, протягивая руку.
— Здравствуйте, милый monsieur Леон! Вы отправляетесь на охоту?
— Да, как видите, во всех охотничьих доспехах, — ответил молодой человек.
— Далеко ли едете?
— Да порядочно. Я получил вчера письмо от школьного товарища, семья которого живет в Сен-Жюльен-дю-Со. Он приглашает меня поохотиться на кабанов в лесах Вильнёв-на-Ионне, где их, по-видимому, множество. Представьте себе, я никогда еще не убивал кабана…
— Да и я также!
— О, вы не охотник, — возразил со смехом молодой человек.
— Ваша правда. Одним словом, вы поспешили принять любезное приглашение…
— Да, но не теперь. Охота назначена на двенадцатое число.
— Однако ж вы едете?
— Я хочу воспользоваться путешествием, чтобы посетить тетушку в Лароше.
— Madame Фонтана, начальницу пансиона?
— Превосходную женщину, которую я не видел с сентябрьских каникул.
— Решился ли наконец ваш батюшка отпустить вас в Париж?
— С большим трудом; он стоит на своем: что я могу учиться и в Дижоне. Но я так упрашивал, что он наконец уступил, и я уеду после Нового года.
— Признайтесь между нами, — сказал начальник станции, улыбаясь, — что вам хочется вкусить прелестей студенческой жизни.
— Еще бы, я видел очень мало Париж, но он мне нравится, и я в восторге от возможности провести в нем несколько лет, пользуясь свободой, хотя…
Молодой человек смутился. |