Киллер принял решение мгновенно; чтобы не гоняться за целью по всему городу и не ехать невесть куда — провернуть все на месте, сейчас же.

Штраус и Киллер двигались к Джине и Афанасию с двух сторон — между ними было около полусотни шагов.

Джина замахала руками, и светлая «волга» остановилась около нее. Девушка схватилась за дверцу.

Из-за плеч Афанасия Штраус не видел, как быстро приближающийся Киллер выхватил пистолет и начал прицеливаться. Но оружие увидел Афанасий, и то ли у него от рождения была быстрая реакция, то ли работа в тайге, охота и жизнь в тайге приучили его быть всегда начеку, но он кинулся под пистолет, успев крикнуть:

— Ты что, сдурел, идиот?!

Он подумал, что это сумасшедший, и тут же потерял сознание от острой боли в груди.

Джина повернулась не на звук выстрела — он был неслышен. Она не поняла, почему он упал, не разглядела Киллера и позвала со смехом:

— Эй, ты что это, надраться успел?

Киллер поймал в прицел ее лоб и нажал курок. Жизнь Джины закончилась мгновенно.

Штраус рванул пистолет из кобуры в тот момент, когда Джина только начала падать. Он видел, как убийца круто развернулся, швырнул оружие и, набирая скорость, помчался в пролет улиц.

Штраус бросился следом, пробежал с десяток шагов, понял, что не догонит бандита, перехватил пистолет двумя руками за рукоятку, упал на колени и попытался поймать в прицеле спину убегавшего.

— Я же не попаду! Не попаду! — кричал он.

И три раза нажал на курок.

Первая его пуля попала Киллеру в поясницу, вторая между лопаток, третья — раздробила затылок и застряла в черепе. Все три выстрела оказались смертельными.

«Кучность стрельбы продемонстрирована высокая, — откомментировал это потом Володин. — Но разовый прицел на поражение идеальный. Если ты вообще целился».

Надя вернулась домой к обеду, ни Джины, ни обеда не было. Потом она заметила в прихожей громадный рюкзак, значит, объявился Афанасий, и вместе с Джиной они направились праздновать возвращение хозяина квартиры. Все это Надю не взволновало. Только часам к шести она начала слегка злиться, решив, что ее друзья совсем загуляли.

Но в прихожей прозвенел звонок, и она весело метнулась к дверям, распахнула их, на пороге стоял немолодой мужчина с широкими плечами и седеющей головой. Он посмотрел ей в лицо, помолчал и сказал:

— Здравствуй, Надя. Я следователь Сорин Всеволод Иванович… Можно войти?

— Да, конечно, — слегка обмерев, сказала Надя.

Он прошел в комнату и грузно опустился на стул.

— Я с плохими вестями, девочка… Соберись с силами. Твоя подруга Лактионова Дарья Васильевна, которую ты знала как Джина, погибла.

— Что? — не поняла Надя.

— Погибла, — повторил Сорин. — Она убита сегодня около фирмы «Граммофон». Тяжело ранен и Афанасий Горяев, ты знала такого?

— Да… Конечно. Но почему, за что?

— Вот в этом и будем разбираться. Соберись спокойно и поедем со мной. Никаких вещей не бери, к вечеру ты вернешься… Поедем, я отдам тебе твою кассету.

— Но Джина! Я…

— Ей ты уже ничем не поможешь.

С утра зарядил дождь. Сорин долго сидел в кабинете без дела, телефон молчал, а он раздумывал, вызвать ли злодея сюда, в прокуратуру, или идти с визитом самому. И тот, и другой вариант были полностью безнадежны с точки зрения наказания и результативного допроса. Следовало установить истину хотя бы для себя, для дела. И потому лучше было идти сражаться на чужой территории.