За пятнадцать минут Гнутый провел разведку местности и разработал тактику нападения. Перед составлением таких планов Гнутого научили благоговеть еще в лагерях. Все уголовники, жалуясь на судьбу-злодейку, в один голос утверждали: «План не сработал! В плане оказался прокол! План дал сбой! Случайностей не учел!» План был залогом успеха, а не отвага и мощь исполнителей.

Правда, за последнее можно было не беспокоиться. Двое Володей — Кикин и Моршаков — были не по годам рослыми, здоровенными парнями с тем минимумом мозгов, который необходим мужественному человеку. Был еще маленький и злой Семка Ляк — не удержи его вовремя, так и ножом пырнет кого хошь. А главное, все они были спаяны грабежами коммерческих ларьков, трижды избили компанию гомосексуалистов (отняв у них деньги и украшения) и один раз напали на магазинчик, где, как подозревали, была «травка». Но в тот раз их постигла неудача. Хозяин ларька — вовсе бешеный азербайджанец — при первых же словах «за жизнь и за бизнес», выдернул из-под прилавка здоровенный газовый пистолет и всадил заряд дроби в задницу Вовы Кикина. А ствол пистолета, горько и страшно пахнущий порохом, сунул под нос Гнутому, так что тот разом закричал:

— Отбой, ребята! Прокол в плане!

Больше таких проколов Гнутый решил не допускать, чтобы не загреметь на лесоповал вместо всяких героических деяний.

Он был уверен (и основания к тому были), что деляги «Граммофона» имеют хорошую деньгу, видел, как они бегали закупать шампанское и дорогую немецкую водку в ларьках. По его прикидкам, гулянка затянется до сумерек, особняк на отшибе, прохожих мало, да и не полезут в нынешние времена прохожие ни в какие разборки. В худшем случае кто-то что-то увидит из окна да позвонит в милицию. И на это надо иметь смелость — в милиции телефоны с определителем номера, а поскольку все они там куплены — этот слушок Гнутый распространял и пестовал ежедневно по совету старших товарищей, — то звонить было опасно.

Получалось, что деятели «Граммофона» попадут в волчью засаду Гнутого обреченно и послушно, как барашки. Потрошить их следует без особого шума, тем более, как прикинул Гнутый, они будут пьяны и к настоящему сопротивлению не способны. Главное, не пропустить тех немногих, кто не струсит, может взбрыкнуть и своим примером увлечь остальных — робких, но жадных к своему имуществу. Такого деятеля надо вырубить сразу. В коллективную смелость Гнутый не верил, поскольку, будучи отчаянным трусом, был уверен, что и все остальные трусливы, когда не в кодле, когда на их стороне не трехкратный перевес в силе.

Все началось, как по нотам. Гнутого не обвинишь в дубовой тупости или незнании психологии подвыпивших людей после зарплаты. Около одиннадцати в особняке начал гаснуть свет, и еще минут через пятнадцать веселая компания вышла на крыльцо.

Охранник закрыл за ними дверь.

Вся компания двинулась в направлении метро.

И уже через минуту оказалась в тесном кольце шайки Гнутого.

— Тихо, дамы, тихо, господа! — принялся изгиляться Гнутый, со злорадной радостью увидев, как вспыхнул страх в глазах девушек, стоявших напротив него. — Барышням не визжать, кавалерам не дергаться!

При эти словах он повертел в пальцах (при перчатках, конечно!) широким лезвием опасной бритвы. Лезвие грозно сверкнуло, отразив в темноте свет далекого фонаря.

— Дамочки, сдавайте сумочки, кавалеры, вытаскивайте гаманки да бумажники!

— А ху-ху не хо-хо? — крикнул Коля Колесников и размахнулся, чтобы влепить Гнутому по зубам. Но завизжала и метнулась ему под руку Нина, удара не получилось, а Семка Ляк, ждавший этого момента, уже свирепый до пены на губах, крысой прыгнул на спину Коли, схватил за ухо и резанул по нему ножом.