|
– Однако такой вариант кажется мне маловероятным. Но если предположить, что в преступлении замешано несколько человек, то гипотетические личностные параметры «главного героя» – того, кто убивал, – менять не придется. Если он действовал не один – значит, кто то им манипулирует… некто, заместивший в его сознании равнодушных или жестоких родителей. Одну такую пару – серийного убийцу и его вдохновителя – поймали в Америке в восьмидесятые годы. Один из двух – абсолютно забитое существо, второй – патологический эгоцентрик. Но в нашем случае, мне представляется, речь идет о сольном крестовом походе против человечества. О чем преступник обстоятельно толкует в своем втором послании. Он – одинокий волк. Работающие в связке серийные убийцы – явление чрезвычайно редкое. – Доктор Экхарт сделала паузу и сняла очки. – Этот несчастный компенсирует актами чудовищного насилия тайный комплекс неполноценности. Именно поэтому я не верю в то, что это террорист герра Фабеля: не тот возраст, не те причины, не та психология и, наконец, не та политическая окраска…
Ван Хайден резко вскинулся: – Что в вашем понимании означают слова «не та политическая окраска»? – Тот портрет, который я набросала: желание свалить на общество личные неудачи, чувство социальной ущемленности и нереализованности… и так далее, вплоть до психосексуальной травмы, – все это куда больше соответствует типу неонациста, чем левака. – Раньше вы вроде бы исключали политическую подоплеку? – Я ее и сейчас почти полностью исключаю. Нашего преступника толкает убивать тяжелое сексуальное расстройство. Но, как у любого человека, у него есть какие то политические взгляды. Возможно, в его искореженной душе сложились собственные гротескные теории. Повлияла психопатология на политические пристрастия или нет – не суть важно. Главное, он пытается использовать какие то политические декларации для оправдания – или частичного оправдания – того, чему на самом деле оправдания не существует. Я веду к тому, что левый террорист типа Свенссона должен быть человеком совсем иного склада. Так сказать, с иным набором уродств. Фабель кивнул. – Тут мне вам возразить нечего. Но что, если все вертится исключительно вокруг меня? Вдруг это действительно Свенссон и он… как бы сказать… бросает мне вызов? Я убил одну из его женщин, а он убивает женщин, которых я как полицейский обязан защищать? Сюзанна Экхарт рассмеялась: – Ну, теперь мы поменялись ролями, герр Фабель! С точки зрения психологии это ни в какие ворота не лезет. На столь шатких основаниях строятся лишь дешевые триллеры, а не реальные маниакальные обсессии. Она положила очки на стол, расправила плечи и откинула голову назад, неотрывно глядя на Фабеля. Как бы присутствующие не заметили, как дерзко она с ним кокетничает и насколько он ею увлечен. – Если хотите поиграть в психолога, – продолжила Сюзанна Экхарт с улыбкой, – то позвольте мне поиграть в полицейского. Вы не раз подчеркивали, что этот Свенссон, вероятнее всего, давным давно погиб… – Правильно. – В последнем письме наш преступник описал себя как «незаметную фигуру на групповой фотографии». Похоже на террориста с гаремом из студенток и школьниц? На террориста, портрет которого был на первых полосах всех газет? Ван Хайден расхохотался. – Фрау доктор Экхарт, придется мне назначить вас на место нашего незадачливого гаупткомиссара! – Затем, сразу посерьезнев, он обратился к Фабелю: – Завязываем обсуждать призраков. Все внимание на живых подозреваемых. Фабель все никак не мог оторвать глаз от Сюзанны Экхарт, на губах которой доигрывала улыбка. Доктор отвечала взглядом на взгляд – и ее темные глаза вызывающе блестели. |
