– Истинно Господь, – кивнув головою, сказала Наташа. – От кого узнал?

– Поп сказал. Я думал, тебя убили…

– Отец Никодим! Значит, он жив! О, как я рада! Я думала, все убиты… Князь, отвези меня к нему.

– Туда и уедем. Я только тебя ждал. Эй! – сказал он, подымаясь с колен. – Готовсь!

Он распорядился устроить покойное сиденье для Наташи. Между двух коней, на копьях и арканах, казаки приспособили вроде люльки, и Наташа полулегла в нее. Князь сел на коня.

– Ты, Дышло, воров к воеводе приведешь! – приказал он. – Двадцать казаков здесь тебе на помощь останутся.

– Ладно! – сказал Дышло. – Скачи, княже, со своим кладом. Бог тебе на дорогу!

Казаки поскакали. Князь время от времени взглядывал на Наташу и каждый раз встречал ответный благодарный взгляд, отчего с неудержимою радостью билось его сердце.

В тихом домике отца Никодима, несмотря на поздний вечерний час, все еще длилась беседа. Даже Викентию словно бы полегчало, когда он узнал, как всполошился князь и поскакал в погоню.

– Нагонит! – говорил он с уверенностью.

– Дай Бог! Только ведь, почитай, пять ден прошло. Где искать?

– Найдет! – уверенно повторил Викентий. – Она мне сон свой рассказывала. Вещий сон! Поначалу все так и сбылося, а теперя на нем черед…

– Пошли, Господи! – вздыхала Марковна. – Такая бедненькая! Всем‑то обижена.

– Потом превознесется!

– Нет, не говори, Викеша, она не такая. Она николи не превознесется. Добрая!

– Ну, одначе, и на покой пора! – сказал Никодим, подымаясь с лавки. – Викеша, тебе что надоть?

– Марковна плечо перевяжет, – сказал Викентий, – да пить чтобы, ковшичек квасу оставь. Пить – от хочется, беда!

– Ну, ну! Марковна, ворочайся, а я пойду помолюся на сон! Бог с тобою, Викеша!

– Доброй ночи! – ответил несчастный Викентий.

Наступила тихая ночь. В домике отца Никодима все смолкло, только нет – нет раздавался с тишине протяжный вздох Марковны да наверху, в Наташиной светелке, слабо стонал Викентий.

Он метался без сна, и мрачные мысли в безмолвной тишине ночи претворялись у него в страшные образы. Бедный горбун! Подле Наташи, к которой он так привязался, он узнал первую радость дружбы с чистой, невинной душою девушки, и вот – ее, может, обесчестить теперь злой разбойник, а он, разбитый, раненый, прикован к кровати, и, как знать, может быть, смерть уже стоит в его изголовье.

«Кабы князь ее выручил!» – думал он, и радость при одной мысли о возможности спасения Наташи разливалась волною в его груди.

Тихо проносилась ночь над их домиком, наступало утро, утро светлое, радостное, и вдруг отец Никодим на самой заре вскочил с постели от стука в ворота.

– С нами крестная сила! – воскликнула Марковна. – Опять воры!

– Полно, полно, мать, – торопливо обуваясь, ответил Никодим, – воров теперя и следа нету!

– Спроси, отец! Не отворяй сразу‑то.

Никодим выбежал на двор.

– Отворяй, што ли! Не бойсь! – услышал он добродушный голос, и вдруг, с нами силы Господни, серебристый голосок Наташи звонко крикнул: – Батюшка, отвори доченьке своей!

– Да неужто! – воскликнул отец Никодим, торопливо отмыкая тяжелый замок и снимая с ворот перечину.

– Вот тебе и неужто! – весело ответил князь, въезжая в ворота.