В общем-то, по плану особых расхождений не возникло, единственное — были разногласия в частностях. Лейв и поддерживающий его Хакон хотели провернуть всё ночью, мотивируя темнотой и возможностью легко скрыться в случае каких-либо непредвиденных осложнений. Альв Кошачий Глаз и Истома Мозгляк резко выступали за нападение вечером, сразу после полудня. Истома — из своих корыстных соображений (именно на это время Езекия обещал принять левый товар), а Альв — просто потому, что привык надеяться на своего давнего напарника во всех сложных делах и еще ни разу не прогадал.

   — Говоришь, ночью надежней? Да ведь это как посмотреть, — с пеной у рта убеждал Истома. — И стражников хазарских ночью на улицах больше, да и град сей мы не так хорошо знаем, станется, заплутаем. А вечером, пока солнышко не закатилось, оно сподручнее. Скажи, Альв?

   — Истома дело говорит, — важно надув губы, кивнул Кошачий Глаз.

   — Ну, как хотите, — сдался наконец Лейв. — Вечером, так вечером. Только чтоб всё было, как...

   — Не беспокойся, господин! — Истома прижал руку к сердцу.

   

   После полудня в доме купца бен Кубрата ждали гостей. Сам купец с нетерпением ожидал визита знаменитого варяжского ярла, молодого, но уже успевшего прославиться своим воинским искусством во время сопровождения каравана Вергела. А что ярл впоследствии с Вергелом поссорился, так то говорит в пользу ярла — с таким ублюдком, как Вергел, очень трудно найти общий язык, это вам любой подтвердит. Бен Кубрат сложил руки на животе и хотел было велеть слугам развести очаг пожарче, да раздумал — уж больно много хвороста придется на это дело потратить. Лучше надеть сверху халат потеплее, во-он тот, синий, из верблюжьей шерсти. А на голову можно и шапку... или даже нет, вон, шаль привязать, — хоть и женская, да зато тепло.

   — Эй, мальчик мой, Езекия! — облачившись в халат, возопил купец. Езекия не откликался, да и не мог откликнуться, потому как именно в этот момент давал взятку начальнику воротной стражи, чтоб тот пропустил без досмотра пару груженых повозок. Груженных сукном, разумеется. Контрагентом выступал Истома Мозгляк, а в оврагах, по всему пути следования небольшого каравана аж до самых ворот Итиля, прятались печенежские всадники Сармака.

   Тщетно воззвав к племяннику, бен Кубрат по-стариковски обиженно поджал губы. Вечно этот Езекия где-то шляется! Лишить его наследства, так будет в следующий раз знать, как...

   — Звали, дядюшка? — Запыхавшийся Езекия ворвался в покои, принеся с собой свежий запах улицы. Пахло от него дымом кизяка, навозом и еще чем-то... Купец повел носом, принюхался... Ну, точно — прелым сукном... Сукно... Сукно... А не ведет ли племянничек какой нечестной игры? Ничего не сказав, купец обременил вошедшего мелкой, никчемной просьбой — послал справиться, как дела у Ладии, будто сам не мог сходить или некого было больше послать. Поклонившись, Езекия удалился... но тут же вбежал снова, покрасневший и до крайности взволнованный.

   — Дядюшка, через заднюю ограду к нам тайно лезут какие-то люди!

   — Люди? — удивился купец. — Куда же слуги смотрят? Дармоеды, бездельники! Однако что же делать?

   — Как что? Немедленно позвать стражников. — С этими словами племянник исчез, словно его не было тут никогда. Видно, побежал за стражей.