Нам не грозит ни малейшая опасность. Она убивает только тех, кто насилует детей, а не простых полицейских.
– Отчим Маргарет Лавинь никого не насиловал, но он мертв так же, как и остальные пять жертв.
– То убийство было явно совершено по ошибке, спровоцированной ложными воспоминаниями Маргарет Лавинь.
Шон кивает с таким видом, словно я подтверждаю его точку зрения.
– Ну да. А кто же тогда убил доктора Малика? Кто положил ему на колени череп? Члены Клуба борьбы с облысением?
– Я надеюсь, что Эванджелина Питре скажет нам это.
Шон не отвечает. Он пристально смотрит на меня, но явно не видит.
– В чем дело? – спрашиваю я, догадываясь, что его посетила очередная идея. – Что ты надумал?
– Может быть, ничего. Подожди минутку.
Шон достает сотовый и набирает какой-то номер. Он звонит в полицейский участок района Секонд-Дистрикт, в отделе по расследованию убийств которого работал Квентин Баптист, и просит соединить его с О'Нейлом ДеНуа – детективом, о котором я никогда не слышала.
– Кто это? – шепотом спрашиваю я.
– Напарник Баптиста. Алло? О'Нейл? Это Шон Риган. Мне нужно спросить у тебя кое-что относительно Баптиста. Строго между нами… Да, я помню, что работаю в оперативной группе. Но Бюро не узнает об этом нашем разговоре, договорились? Квентин, случайно, не носил с собой незарегистрированное оружие? Слушай, приятель, это чертовски серьезно… Да? – Шон кивает мне, и на лице у него появляется выражение удивления и недоверия. – Какого калибра? Спасибо, дружище. Я твой должник… Я знаю, что ты не забудешь об этом.
Шон прячет телефон, лицо у него бледное.
– Квентин Баптист иногда носил с собой револьвер тридцать второго калибра производства компании «Чартер Армз».
У меня холодеют руки.
– О господи! – Я смотрю на фотографию Эванджелины Питре и вдруг не хочу признаваться самой себе в том, что мне и так уже известно. Она действительно убийца.
– Почему ты не хочешь привлечь к этому делу оперативную группу? – недоумевает Шон. – Неужели тебе непременно нужно в одиночку раскрыть его?
Не веря своим ушам, я во все глаза смотрю на него.
– Шон, я лишь оцениваю вероятность такого рода развития событий. Проклятье! Да я вовсе не хочу, чтобы это дело было раскрыто.
– Почему?
– Потому что не уверена в том, что человек, который стоит за этими убийствами, должен сесть в тюрьму. Пока, во всяком случае.
От удивления он лишается дара речи.
– Ты, должно быть, шутишь.
– Нисколько.
– Убито шесть человек!
– Это растлители малолетних. Все, кроме одного.
– За сексуальное насилие не приговаривают к смертной казни.
– Может, и зря. В случае с рецидивистами эта мера уж точно не помешала бы.
Он медленно качает головой.
– Такие вопросы должна решать законодательная власть. А потом судья и присяжные, если подобный закон будет принят.
– Законодатели не осознают значимости такого преступления. Послушай, всего несколько часов назад я убила Билли Нила, и это не вызвало у тебя протеста.
– Это совсем другое дело! Он насиловал тебя. А потом намеревался убить.
– Согласна. Но растлители малолетних не просто совершают насилие, Шон. Они совершают убийство. Жертвы продолжают ходить и разговаривать, и мы думаем, что они живы и с ними все в порядке. Но души их мертвы. И в этом доктор Малик был прав.
Шон наклоняется ко мне через стол.
– Ты принимаешь все это слишком близко к сердцу, чтобы судить объективно.
И снова я повторяю слова, услышанные от Малика. |