Он сделал несколько шагов по проезду к бывшему Мариинскому институту и вдруг замер от тонкого и жалобного звука флейты. Всплакнув, нота незримо повисла в воздухе, затронула душу и смолкла, словно слуховой мираж. Матвей остановился. Он слышал флейту совершенно отчётливо. Непонятно почему, он заволновался, и, как будто откликнувшись на его просьбу, флейта снова вывела нежный каскад звуков.
«Дудочка крысолова из Гамельна притягательна до сих пор», — подумал он про себя, когда пробирался между поленниц дров во дворе дома. Обогнув помойку с резко-кислым запахом отходов, он протиснулся в щель дровяника и увидел курьершу с пушистыми волосами.
Притулившись на низкой поленнице, она зажала в руке флейту и сосредоточенно читала альбом с нотами, который лежал у неё на коленях. На звук его шагов она подняла глаза:
— Вы? Матвей Степанович? Откуда вы тут?
Удивительно, что она запомнила его имя и отчество. Он пожал плечами:
— Шёл мимо, услышал флейту и решил полюбопытствовать, а тут вы. — Он улыбнулся и почти с обидой сказал: — Почему вы больше к нам не ходите? Я уже три раза заказывал чертежи.
Она наклонила голову к плечу:
— Вы заказывали чертежи из-за меня?
Поскольку он действительно заказывал чертежи из-за неё, то хмыкнул и довольно неискренне отпёрся:
— Нет, что вы. Необходимо было кое-что уточнить в конструкции. — Он поспешил перевести разговор на другое: — А почему вы здесь, среди дров?
— Больше негде. У нас одна тесная комната, а там мама, бабушка и два братишки. Невозможно заниматься, вот я и ухожу.
— И зимой?
— Зимой трудно: пальцы стынут и дыхания не хватает. Но зимой можно подольше остаться в консерватории.
Встав с поленницы, она оказалась рядом, почти сравнявшись с ним ростом. Совсем близко Матвей увидел её глаза — два серых омута с золотистыми искрами в глубине дна. От её близости у него перехватило дыхание, но его голос прозвучал ровно, хотя и чуть скрипуче:
— Я даже не знаю, как вас зовут.
— Надя, Надежда.
Ну, конечно, Надежда! Как же он сам не догадался, что она могла быть только Надеждой, и никак иначе, потому что когда человек теряет веру, то в утешение с ним остаётся надежда, и тогда вера возвращается.
Матвей и Надежда поженились зимой, когда на город обрушилась снежная вьюга. Крупные хлопья белыми крыльями мелькали в воздухе, залепляли глаза, падали на плечи и укрывали Надину голову холодной белоснежной фатой.
«Сколько бы ни было ещё вьюг, мы всё переживём, только бы вместе», — подумал Матвей. Легко, как пушинку, он подхватил жену на руки и перенёс через порог двери, распахнутой в новую жизнь.
Санкт-Петербург,
2019 год
Короткий отрезок времени в десять дней, которые во время отпуска пролетают стремительно, неведомым образом растянулись в бесконечные двести сорок часов ожидания встречи с Анфисой. Он обещал подхватить её в аэропорту, уговаривая судьбу, чтобы в нужный момент на работе не подвернулось ничего неожиданного в виде очередного преступления, где требовалось его личное присутствие.
Максим подумал, что с того момента, как Анфиса уехала на Бали, рядом непрошеным гостем поселилось чувство неприкаянности. Словно бы он внезапно оказался никому не нужным, хотя мама зазывала на пирожки, а закадычный друг Петюня из Следственного управления приглашал в ресторан обмывать полковничьи погоны.
Сказавшись занятым (а он и вправду крутился, как носки в центрифуге), Максим не пошёл ни к родителям, ни к другу. Не то чтобы совсем затосковал, но без жены встречи и праздники внезапно утратили смысл, стали тусклыми и пресными, как суп без соли. Он не знал, откуда вдруг в его мыслях выскочило и заблестело новеньким обручальным кольцом слово «жена», но с тех пор думал об Анфисе только так, и никак иначе. |