…Я лежу в ванне, рядом со мной бритва деда. Лезвие немного заржавело, но ведь теперь это не имеет значения.

Больше всего на свете я хочу видеть тебя. Но именно это невозможно, потому что помешает осуществить задуманное.

Под твоим портретом конверт с посланием. Ты прочтешь и поймешь сама, что выбора у меня не было. Я должен исчезнуть, забрав с собой любовь. Умоляю — не вспоминай обо мне никогда. Это единственная просьба. Прости и забудь. Юла не было… Тебе это просто приснилось… Я засыпаю… Счастливого тебе утра, девочка…»

Голос затих, прошуршав, закончилась магнитофонная лента…

Я тогда ничего не поняла, лишь подумала, что схожу с ума. Сев в машину, я помчалась к нему. Ночное шоссе, тихие улочки, знакомые дома, площади, дворы — темно и тихо. Невозможно поверить, что рядом беда.

Я бесшумно поднялась по лестнице, остановилась перед стальной, покрытой темным деревом дверью. Позвонив, услышала, как в коридоре прозвучал мелодичный аккорд. Попробовала нажать ручку — и оказалась внутри. Яркий свет заливал квартиру, словно здесь ждали гостей.

— Юл! — Я остановилась, ожидая шутливой выходки — выстрела шампанского, сыплющихся с потолка роз.

— Эй, ты где? Прекрати, мне не до смеха… — Я медленно вошла в комнату. Настольная лампа освещала висевший на стене портрет. С минуту мы смотрели друг другу в глаза — я и мое изображение. И вдруг мне показалось, что губы на фотографии дрогнули, в русалочьих глазах сверкнула насмешка. Она — это черно-белое божество Юла — издевалось надо мной!

Я сжала плечи, стараясь унять дрожь, и отвела глаза — под рамой торчал уголок плотного конверта.

— Юл, иди сюда, мне страшно! — Позвала я, боясь пошевелиться, потому что уже поняла все.

Взяв предназначенный мне конверт, я на цыпочках подкралась к ванной. На полу, коротко сигналя, лежала телефонная трубка. Стоящие по углам ванны свечи догорели, лишь две ещё чадили, подрагивая слабыми синими язычками.

Я нажала на кнопку выключателя и медленно сползла на пол. Но даже зажмурившись, закрыв ладонями лицо, я продолжала видеть это. Черная ванна полна крови. Просвечивающее сквозь темную воду тело кажется алым. Оно витает в зеркалах потолка, отражается в блестящих кафельных стенах, отпечатываясь в каждой клеточке моего мозга, чтобы никогда уже не покинуть его…

…Позже я задавала себе вопросы — почему в ту ночь не вызвала «скорую», не удостоверилась в кончине, не попыталась спасти? Присутствие смерти было столь очевидным, что я склонилась перед ней, перед её неопровержимой, неотвратимой властью, и просто сидела рядом, прижав к его запрокинутой голове свой пульсирующий болью висок. Наши волосы смешались, как на подушке — влажные, теплые, спутанные любовью… Мы спали, утомленные ласками — неразделимые половинки одного существа…

Свечи догорели. За стеной кто-то спустил воду в туалете, у меня затекли ноги и окоченели в остывшей алой воде кончики пальцев, которыми я прижимала к себе голову Юла.

Этими руками, мокрыми и дрожащими, я распечатала конверт. Строки не расплылись от розовых потеков — Юл воспользовался шариковой ручкой.

«…Мне никогда не приходилось писать тебе. Наверно, ты впервые видишь мой почерк.

Я хочу доверить бумаге то, что не успел сказать тебе — ведь мы собирались жить долго-долго. Но именно на это я не имею права. Я не должен оставлять свою любовь в твоей памяти, в твоем сердце. Я должен уйти совсем. Может быть, не сразу. Но постепенно, капля за каплей, воспоминания покинут тебя. Ведь у Славы — другой путь…»

Дальше шло странное повествование.