— Так вот что мы имеем на сегодня, — обычно начинала она и сообщала мне все последние новости. — Говорила с Клорис из Нью-Йорка. У нее есть какой-то парень в «Рэндом Хаус», так он звонит ей по два раза в день. Похоже, ему очень понравились снимки, он полагает, что вполне можно сделать альбом, но, если верить Клорис, он там ноль без палочки и ничего не может покупать, не получив разрешения. Поэтому он собирается обсудить этот вопрос с отделом маркетинга на следующей неделе. А пока звонили не меньше пяти владельцев галерей…

— Откуда?

— Манхэттен, Сиэтл, Портленд. Все заинтересованы в выставке. Кое-кто из них даже сказал, что постарается приехать сюда на открытие. Так что все выглядит так, будто воротилы нашего бизнеса собираются заявиться в Маунтин-Фолс, чтобы повидаться с тобой.

— Угу.

— Твой энтузиазм выше всяких похвал. Ты когда сюда вернешься?

— За день до открытия.

— Скажем, если эти люди захотят с тобой встретиться?

— Они смогут встретиться со мной на следующий день после открытия. Но только днем.

— Ты ломаешься, как Грета Гарбо. И все же, как твой агент, я советую тебе продолжать сохранять эту безразличную мину, когда зайдет разговор о коммерческих вопросах. Это неплохо для твоего имиджа, показывает, насколько серьезно ты сам к себе относишься. Поверь мне, порция равнодушного высокомерия не помешает в наших играх. Кстати, звонили из «Нэшнл джеографик», просили фотографию твоей физиономии для странички, где они перечисляют авторов.

— Сообщи им, что я ненавижу фотографироваться.

— Очень смешно.

— Я серьезно. Я не хочу, чтобы какие-либо мои фотографии появлялись в печати.

— Скажи, что ты шутишь.

— Я не шучу.

— Тогда объясни, пожалуйста.

— Я решил, что миру не надо видеть мою физиономию.

— Кто ты такой, черт побери? Томас Пинчон?

— Просто человек, который не хочет заниматься самопродвижением. Это твоя работа. Ты можешь распродавать мои работы везде, где захочешь, только меня в это старайся не впутывать. И никаких моих фотографий в печати. Договорились, агент?

— Ты босс. К сожалению.

Я думаю, Джуди купилась на мою якобы художественную отстраненность. Или, по крайней мере, не догадалась, что у меня есть другие причины не демонстрировать свою физиономию общественности. С другой стороны, Анна тут же обвинила меня в заносчивости. Через несколько дней наш вечерний разговор начался с ее вопроса:

— Ты в самом деле сказал Джуди, что не разрешаешь помещать твою физию где-либо в печати?

— Вижу, деревенские барабаны снова застучали.

— Ты уходишь от ответа.

— Да, такие я дал ей указания.

— Это возмутительно.

— Я просто не хочу привлекать к себе внимание.

— Может быть, желаешь получить Пулицера за выпендривание?

— Ну, это добавит таинственности.

— Я слышу намек на иронию в этом последнем заявлении или я ослышалась?

— Нет, не ослышалась.

— Уже легче. Где ты сегодня?

— Милдред, Монтана.

— Никогда не слышала.

— Сюрприз, сюрприз. Какие-то шестьсот миль от тебя. Посредине между Исмей и Фаллоном по шоссе 335.

— Полагаю, местные жители выстроились вдоль улицы, когда ты въехал в город, изнывая от желания взглянуть на знаменитого фотографа, который сам отказывается фотографироваться.