— Но, Володя, он всё же умный, Сталин.

— Совсем он не умный, — ответил Ильич, поморщившись.

Может быть, Ленин находился во власти минутного раздражения? Мария Ильинична Ульянова писала перед смертью, что эмоции не имели значения для брата: «Слова его о том, что Сталин “вовсе не умен”, были сказаны Владимиром Ильичом абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем — определенное и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В. И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека».

Ленин велел Марии Володичевой запечатать письмо и отправить Сталину. Вернулась Крупская и попросила не спешить с отправкой письма. Справедливо опасалась, что эта история может сказаться на здоровье Владимира Ильича, и хотела как-то успокаивающе поговорить с мужем, а возможно, и со Сталиным — пусть он сам извинится, и об этой истории можно будет забыть.

Но Иосиф Виссарионович понял, что его судьба висит на волоске. Лев Каменев предупредил генсека, что на очередном съезде Ильич «готовит для него бомбу». Историки пришли к выводу, что продиктованное Лениным «Письмо к съезду» его секретарь Лидия Фотиева сразу же показала Сталину. Так что ему было известно твердое намерение Владимира Ильича убрать его с должности генерального секретаря ЦК партии.

Узнав о резком ленинском письме, Сталин в тот же день предложил членам политбюро перенести XII съезд партии, на котором Ленин намеревался сместить его с поста генсека, на более поздний срок — в отчаянной надежде выиграть время. Бедственное состояние здоровья Владимира Ильича ему было известно лучше, чем кому бы то ни было. Политбюро согласилось.

Шестого марта Ленину стало хуже.

Из дневника лечащего врача: «Владимир Ильич очень интересуется, можно ли ему сегодня проехаться по квартире. Решено удовлетворить горячее желание Владимира Ильича. Его посадили в передвижное кресло и прокатили по всей квартире. В большой комнате Владимир Ильич посидел около пятнадцати минут, после чего снова уложили его в постель… Поспал два часа. Когда проснулся, позвал сестру, но почти не мог с ней разговаривать. Он хотел попросить сестру позвать Надежду Константиновну, но не мог назвать ее имени.

Когда пришла Надежда Константиновна, Владимир Ильич почти ничего не мог сказать и, не находя слов, всё говорил:

— Ах черт, ах черт.

Надежда Константиновна тотчас же нас вызвала, и мы приехали с Василием Васильевичем Крамером. Владимир Ильич лежал с растерянным видом, выражение лица испуганное, глаза грустные, взгляд вопрошающий, из глаз текут слезы. Владимир Ильич волнуется, пытается говорить, но слов ему не хватает, и дополняет их словами:

— Ах черт, ах черт. Вот такая болезнь, это возвращение к старой болезни.

Владимир Ильич всё время просит лед:

— Больше льда, больше льда, надо больше, надо большие запасы льда.

Владимиру Ильичу дали два раза бром. Но это его не удовлетворило. Он говорит:

— Йод надо, надо йод.

Ему дали две лепешки йодфортана — Владимир Ильич их проглотил и через несколько минут сказал:

— Йод помог, если это йод.

По-видимому, подозревал, что ему дали какое-либо другое лекарство. После этого доктор Кожевников впрыснул ему в вену левой руки 0,03 папаверина. В скором времени речь стала улучшаться. Владимир Ильич немного успокоился».

Мария Володичева записала в дневнике: «Чувствовал себя плохо. Надежда Константиновна просила этого письма Сталину не посылать, что и было сделано в течение 5-го. Но 7-го я сказала, что должна исполнить распоряжение Владимира Ильича.