Под громкую музыку молодежь торжественно поместила Кристину в комнату, примыкавшую к бывшей спальне Даниэля. Во второй половине дня явилась Марианна Совло — взглянуть, как устроились на новом месте молодые супруги. Она горевала, что ее так стремительно разлучили с внучкой, понимая, конечно — она сама это признавала! — что предстоящая женитьба Лорана все равно заставила бы ее зятя задуматься о переезде. Даниэль каким-то невероятным образом заставил эту женщину смириться с новой ситуацией, хотя ее собственный муж за всю их совместную жизнь никогда не принимал единолично столь категоричных решений. Марианна — солидная, улыбающаяся — ушла, взяв с детей слово, что они с малышкой станут навещать ее не реже двух раз в неделю. Мадлен сказала себе, что ошибалась в характере племянника. Ее поражала его энергия. Она смотрела, как Даниэль разговаривает с Филиппом, и находила его одновременно волевым и очень наивным, мрачным и нежным, устремленным в будущее. Ах, если бы он научился наконец поступать так всегда, слушаясь веления своего сердца, выбирая прямой, пусть и трудный, путь в жизни… Сейчас он объяснял, почему находит профессию преподавателя философии восхитительной. Его нисколько не заботило, что за эту работу мало платят. Он жаждал продолжать жить в мире идей, разгрызать «фундаментальные проблемы», приобщая к своей страсти молодых интеллектуалов.
Филипп обратился к Николя:
— А как обстоят дела с вашей учебой?
Неужели он забыл, что мальчик вовсе не учится, а готовится стать артистом? Филипп никогда не держал в голове проблемы других людей. Николя, не указывая на досадную ошибку хозяина дома, начал с увлечением рассказывать о счастливом повороте в своей судьбе:
— О, у меня намечается грандиозный проект! Если повезет, меня возьмут в телесериал… Режиссер Мальпуань — знаете его, конечно? — заметил меня у Клебера Бодри…
Он просто сиял от счастья. Переводя взгляд с Николя на Даниэля, Мадлен восхищалась их устремленностью в будущее. Вера была одновременно их силой и слабостью. Все еще было возможно, все было впереди в их жизни, а вот для Мадлен с Филиппом все в прошлом. Напрасно она тешила себя иллюзиями, силилась быть на равных с молодыми, разделяя их заботы и радости: одно слово или случайно брошенный взгляд внезапно напоминали ей, что они еще только на старте, что, даже когда они бегут рядом, их дыхание не сбивается, а она делает последний круг по дорожке на ватных ногах, одним лишь усилием воли. Разговор зашел о будущей женитьбе Лорана, которую Даниэль назвал «глупейшей и невозможной», и тут вдруг Франсуаза упомянула Жан-Марка. Много месяцев никто за семейным столом не заговаривал о нем, так что подобный поступок граничил с вызовом. Мадлен с тревогой взглянула на Филиппа, но он, как ни странно, и глазом не моргнул. А Франсуаза невозмутимо продолжала: она была этим утром у брата, хотела узнать, как прошли экзамены. Жан-Марк не слишком доволен. Разве что за гражданское право не беспокоится…
— А ты вообще когда-нибудь видела Жан-Марка довольным? — спросил Даниэль. — Уверен, он преувеличивает. Но он хотя бы готовится к устной части?
— Не думаю, — ответила Франсуаза. — Говорит, у него нет никаких шансов…
— Что за идиотизм! Надо мне встряхнуть его!
— Ты прав, — вступил в их диалог Филипп. — Даже если надеяться особенно не на что, лучше потратить несколько дней на подготовку, чем потом сожалеть, если его все же допустят до устного экзамена!
Взгляды всех присутствующих обратились на Филиппа. Душу Мадлен переполняло счастье, но она постаралась не выдать своей радости, зная, как сильно ее брат ненавидит любые проявления чувств. Остальные, не сговариваясь, тоже сохраняли бесстрастность, хотя каждый из них — Мадлен была в этом совершенно уверена! — в душе ликовал, поздравляя себя с первыми признаками изменения ситуации. |