Изменить размер шрифта - +
Проходило Всеармейское Офицерское собрание, где призывали не допустить развала единой армии. Но все вышло ровным счетом наоборот. Почему, на ваш взгляд?

— Думаю, высшее военное руководство было деморализовано, с одной стороны, отсутствием у Горбачева серьезной политической воли, направленной на то, чтобы не допустить развала СССР. До сих пор ведь спорят, могли Горбачев отдать приказ об аресте трех лиц, которые подписали в Беловежской Пуще антиконституционный по сути своей документ о роспуске Союза. Александр Лукашенко по этому поводу недавно сказал: если бы тогда белорусскому КГБ отдали приказ, все трое были бы арестованы в течение полутора часов. Но Горбачев побоялся это сделать.

Как-то я задал ему вопрос — почему? И он ответил, что не хотел ставить страну на грань гражданской войны. Ибо союзная власть была ослаблена. А существовавшая параллельно российская власть, которая пришла вместе с Ельциным и утвердилась после августовского путча 1991 года, была уже достаточно сильной. Горбачев не хотел брать на себя ответственность за возможное столкновение двух этих сил. И не взял. Хотя иногда надо брать на себя ответственность даже за рискованные вещи, если ты считаешь, что они правильные…

У Горбачева не было политической воли, а армейское руководство смотрело на него как на законного президента. Иначе это была бы вторая попытка государственного переворота, наподобие той, в которой участвовал маршал Язов. Ибо путч действительно был попыткой госпереворота. Попыткой неудачной, осуществленной слабыми людьми, которые хотели провести переворот таким образом, чтобы с ним, что ли, все согласились.

Это поразительно, но тот же Ельцин, как глава оппозиции, так и не был арестован в первый день переворота. Члены ГКЧП дают пресс-конференцию и говорят, что взяли власть в свои руки. А они взяли власть в свои руки? Или просто объявили об этом? Это ведь разные вещи. Эта слабая, вялая попытка путча тоже деморализовала военных. Ибо любая ситуация двоевластия, двусмысленности, когда непонятно, кто руководит страной, на кого опираться, для военных — настоящая катастрофа.

— То есть среди них не нашлось своего Пиночета?

— Да, если бы в рядах генералитета нашелся естественный лидер, все могло быть иначе. Но ему, кроме всего прочего, нужна была программа действий. Тогда Советский Союз, думаю, мог быть сохранен. Другое дело, что сейчас нет единой точки зрения в отношении того, правомерно ли путем больших жертв выправлять экономику и строить государство. Строить на крови, как это делал Пиночет. В Чили вердикт насчет Пиночета — пятьдесят на пятьдесят. Кто-то считает его спасителем нации, кто-то — тираном и убийцей. Наверное, у нас было бы так же. Был бы очень большой раскол по этому поводу.

Но в бывших советских республиках тогда еще очень и очень побаивались Москвы. Вообще Леонид Кравчук приехал в Беловежскую Пущу, совершенно не ожидая, что будет подписывать какие-то документы о роспуске Союза. В первый вечер он ушел на охоту. Думал, что это будет гораздо более длительный процесс. А в ходе этого процесса многое можно было изменить.

— Например?

— Пусть Ельцин считал, что СССР нельзя было удержать от развала. Но, по крайней мере, можно было договориться, что Крым вернется в состав России. Это была бы цена, за которую Украина получила бы независимость. Тем более что Крым в 1954 году был присоединен к ней искусственно. Надо было элементарно поторговаться. Но Ельцина интересовало не это. Его интересовало только то, как бы поскорее въехать в Кремль. И когда говорят, что Борис Николаевич думал о стране…

Недавно я спросил одну его близкую сотрудницу: Ельцин думал о стране? Она сказала: «Да, но так, как это ему было присуще». А присуще ему это было исключительно через призму личной власти. Так, мне кажется, он и думал о стране. Если бы он совсем остался без страны, то как же, простите, власть осуществлять? И в этом смысле надо было подумать о стране.

Быстрый переход