— Моя мама рассказала мне о грубом обращении с тобой управляющей сегодня утром, — начал он без предисловий. — Я поговорил об этом с мисс Ньюсон, и не думаю, что она будет в дальнейшем проявлять подобную несдержанность.

Голос его был холоден и бесстрастен, не содержал даже намека на извинения. Девушка рассматривала черты его лица — классические черты липа грека, благородные и жестокие, дышащие скрытой силой, которую знаменитые скульпторы древности искусно и тонко воплотили в мраморных статуях богов — олимпийцев.

Мелани не стала комментировать слова Леонардоса. Минуты проходили в молчании, и с каждым мгновением она ощущала все большее стеснение в его присутствии. Казалось странным, что Леон сам пришел побеседовать с ней и по-прежнему сидит рядом в этом небольшом уголке сада, отведенном для персонала. Правда, он стал гораздо больше ее уважать со времени того самого ужасного для Элени происшествия, но все еще продолжал относиться к мисс Роусон как к своей служащей — прислуге, как он однажды назвал ее, желая унизить.

— Думаю, мне пора домой, — чувствуя неловкость, сказала она. — Я просто спустилась глотнуть свежего воздуха перед сном.

— А я навязал тебе свое общество и помешал отдыхать, — произнес мужчина, и теперь его голос звучал виновато. — Вероятно, ты предпочла бы побыть одна?

Девушка удивленно уставилась на него. Леон хочет остаться с ней? Это казалось невероятным, и все же — зачем он вообще появился здесь? Мелани захлестнули воспоминания, и, как будто и не было долгих лет разлуки, она мысленно вновь оказалась в его объятиях, испуганная и одновременно взволнованная силой его страсти. И внезапно она потрясенно осознала, что критянин оставался единственным мужчиной, близость с которым она отчетливо могла вообразить, принадлежа ему и телом, и душой. А все ее опасения были порождены страхом, что он захочет ее соблазнить, а она не сможет устоять против его обаяния. Но Леон всегда оставался благородным. Тогда мисс Роусон еще не знала, что греки, позволяющие себе порой заводить любовные интрижки, никогда не будут посягать на непорочность своей нареченной, поскольку, по их обычаям, невеста должна быть целомудренной до свадьбы. И это правило распространялось на любую девушку, которую житель Греции мог выбрать себе в жены.

— Нет, ты не помешал. Я… я не… — Мелани оборвала фразу и покраснела, понимая, что едва не попросила бывшего жениха остаться.

Леон повернул голову и посмотрел прямо в ее глаза. Заметив ее смущение, он слегка улыбнулся, и девушка испугалась, что он прочтет ее мысли, — таким пристальным был его взгляд.

— Да? Продолжай, пожалуйста.

— Я хотела сказать, что тебе не нужно уходить.

Это было самое напряженное мгновение в жизни Мелани. Даже воздух казался наэлектризованным. Сидя под звездным небом, в саду, благоухающем ароматами экзотических растений, и ощущая легкие прикосновения свежего ветерка на своем лице, мисс Роусон наконец позволила рухнуть тому барьеру, которым она бессознательно отгородилась от своих истинных чувств.

Какой дурой она была, отказавшись от него! Да, теперь она честно призналась себе в этом, согласившись с Сандрой. Семь лет… Эти семь лет она могла быть женой Леона, и сейчас у них была бы семья… Девушка остановила стремительный бег своих мыслей. Нет, теперь невозможно оценить, что она потеряла, и бесполезно об этом размышлять. Природа несправедлива к нам, как заметила мадам Ангели.

Она дает нам мудрость только тогда, когда мы успели уже наделать кучу собственных ошибок.

— Значит, мне не нужно уходить? — произнес мужчина, повторив ее слова и только усилив ее волнение.