Сейчас наша очередь. Слышу в наушниках «Второй пошёл!» Стрелки на тахометрах обоих двигателей резко прыгают от первой четвёрти сразу за красную черту.

Мама! Как больно! На грудь навалилась неимоверная тяжесть, наверное, тройная-четверная перегрузка. Меня буквально расплющивает в кресле. Теперь уж точно не пошевелить ни рукой, ни ногой. Трудно дышать. А ведь наши потомки так умудряются управлять машиной. Скосил глаза на зеркальце заднего вида. Ой, товарищи, а ведь мы уже в воздухе. Палуба авианосца проваливается куда-то вниз, стремительно удаляясь назад. Отсюда она кажется такой маленькой, как спичечный коробок. И как только они на неё садятся, даже со всеми их приборами? Не представляю!

Мы ложимся в левый вираж, перегрузка чуть ослабевает. Я смог чуть повернуть голову и увидеть, как на взлёт идёт третий наш ведомый. Красивейшее зрелище. Вот вся тройка и в воздухе. Догоняем ведущего и пристраиваемся к нему справа и сзади. До цели примерно шестьсот километров – это половина боевого радиуса, тридцать минут лету. Вот нас догоняет последний член тройки, вся группа в сборе. На оставшемся где-то далеко позади нас авианосце сейчас на взлёт идёт следующая тройка. У неё своя цель, свой аэродром набитый "юнкерсами", "хейнкелями" или "мессершмиттами". Как сказал полковник Хмелёв, « Наша работа – ломать кости люфтваффе!» Кстати, это не первая их серия вылетов за эту ночь. Полтора часа назад четыре аэродрома, где были обнаружены свежие немецкие авиагруппы, уже подверглись авиаударам. Итог неизменно положительный для нас и катастрофичный для немцев.

Перед вылетом, в курилке я немного поговорил с местными пилотами. Оказывается люфтваффе – это единственный костыль, на котором сейчас держится вермахт. Вышиби его, и Восточный фронт рухнет как карточный домик. С точки зрения потомков, зря я тогда в тумане искал танки Клейста, тот рывок был для него последним. Моторесурс техники почти полностью исчерпан, и даже немецким ремонтникам, при наличии запчастей, не восстановить его до весны. А запчастей-то и нет! Так как на немецких танках и бомбардировщиках стоят одни и те же моторы, запчасти со страшной силой пожирает люфтваффе. Боеготовых танков в танковых группах единицы. Бросаю взгляд на высотомер – высота двести метров. Потом – на стрелку спидометра: она вплотную подползла к отметке в 1М. Лёгкий хлопок, и вот мы обогнали звук, перегрузка совершенно спала, значит, крейсерская скорость достигнута.

Товарищи, мне стало страшно мчаться на такой высоте с такой скоростью в абсолютной мгле... Малейшая ошибка пилота и всё, костей не соберёшь. Но зато я понял секрет их внезапности. Если обходить населённые пункты и скопления войск, да ещё ночью, группа останется не обнаруженной до того самого момента, пока по земле не покатится огненный вал разрывов.

Снова оживают наушники.

- Ты как там, Второй, нормально?

- Нормально, товарищ капитан, – постарался улыбнуться я, а сам подумал «Ничего себе нормально, будто слон в грудь лягнул. До сих пор дышать трудно».

А товарищ капитан будто прочёл мои мысли.

- Ты, Второй, не храбрись, я ведь себя на первом вылете вот так же помню. Но как говорил мой дед: «Ты, внучок, тренируйся, тренируйся и всё получится!» Короче, Второй, до рубежа атаки двадцать минут, ты пока расслабься немного, осмотрись в кабине. И для поднятия бодрости духа, концерт по заявкам.

Что-то щёлкнуло, и в наушниках зазвучали Песни. Такие наши, советские, пронзительные, и в то же время абсолютно незнакомые. Сначала я услышал такой родной хриплый голос "своего парня" который пел под гитару:

"Мы взлетали как утки с раскисших полей, восемь вылетов в сутки – куда веселей".