– Я встречался с ним дважды.

– Он слямзил у меня сто фунтов стерлингов, – обиженно вздохнула она.

– Слямзил?..

– Да, черт возьми, стырил. Я уж не говорю о сумочке, ключах и остальном. – Она замолчала и сердито сжала губы. Потом продолжала: – Три недели назад я забыла сумочку в этом самолете, когда мы летели в Донкастер. И Ларри пообещал, что привезет ее, когда в следующий раз полетит на скачки, и отдаст Колину, а Колин – мне, и три долгие недели он забывал. Наверно, подумал, что раз собирается так надолго в Турцию, то может и не возвращать мне сумку.

– Колин... Колин Росс? – спросил я. Она рассеянно кивнула. – Ваш муж?

Она удивленно уставилась на меня, потом засмеялась.

– Господи, нет. Брат. Я только что видела его в паддоке. Я спросила, привез ли он сумочку, он покачал головой и начал что-то говорить, но я не стала слушать и, страшно разозлившись, помчалась сюда. А он, наверно, хотел мне сказать, что Ларри не прилетел... Черт возьми, терпеть не могу, когда меня грабят. Колин дал бы ему эту сотню, если уж он был в таком отчаянном положении. Зачем же он стибрил у меня сумочку?

– Довольно большая сумма, чтобы носить ее в сумочке, – заметил я.

– Понимаете, Колин дал мне их как раз в самолете. Какой-то владелец лошади сделал ему потрясающий подарок, наличными, и Колин из этих денег дал мне сто фунтов, чтобы оплатить счет. Это было так мило с его стороны. Едва ли он даст мне еще раз сто фунтов, потому что я такая раззява – оставила сумочку с деньгами... – Голос упал от огорчения. – Счет, – сухо добавила она, – за уроки по вождению самолета.

– И далеко вы продвинулись? – Я с интересом взглянул на нее.

– О-о, я получила лицензию. Меня учили на практике, как водить самолет. И радионавигация, ну и вся такая музыка. Я уже налетала девяносто пять часов. Хотя вся история тянулась, стыдно сказать, около четырех лет.

Значит, она новичок, набравшийся кое-какого опыта, и сейчас в самом опасном периоде. Потому что, налетав восемьдесят часов, пилот склонен думать, что он уже все знает. После ста часов он начинает понимать, что ничего не знает. Между восемьюдесятью и ста часами как раз и происходит большинство несчастных случаев.

Она задала мне несколько вопросов о “Чероки”, я ответил.

– Ладно, нет смысла сидеть здесь весь день, – сказала она и вылезла на крыло. – А вы не пойдете на скачки?

– Нет, – покачал я головой.

– Ну пойдемте, – настаивала она. – Пошли.

Вовсю сияло солнце, девушка была хорошенькой. Я согласился и вылез вслед за ней. Бессмысленно сейчас размышлять, как бы все обернулось, если бы я остался в самолете.

Забрав куртку из хвостового отделения для багажа и заперев все дверки, я последовал за ней. Контролер у ворот паддока позволил мне пройти. Сестра Колина Росса не обнаруживала и признаков, что хочет бросить меня, когда мы оказались в паддоке. Напротив, угадав мое почти полное невежество, она вроде бы с удовольствием принялась просвещать меня.

– Видите ту каурую лошадь? – показала она и потянула меня к парадному кругу. – Видите, сейчас ее прогуливают в том конце, номер шестнадцать? В этом заезде с ней будет работать Колин. Она не производит впечатления сильной, но посмотрите, какие у нее прекрасные линии.

– Прекрасные?

– Определенно. – Она с веселым изумлением взглянула на меня.

– Тогда мне надо на нее поставить?

– Вам все шуточки!

– Нет, – запротестовал я.

– Конечно, шуточки, – кивнула она. – Вы относитесь к скачкам так же, как я – к занятиям спиритизмом.