Куда там генеральский кабинет! Здесь стены были обшиты палисандром, с золотистого потолка струился свет невидимых светильников, нога утопала в пушистом ковре желто-салатных оттенков, а из огромного окна открывался бесподобный вид на город Пушкин, лежавший к югу километрах в пяти-шести, на его дворцы, озера и парки, сиявшие осенним великолепием. Вдоль стен красовались обтянутые палевым шелком канапе во французском стиле, с гнутыми ножками и приподнятым изголовьем, меж ними – затейливые бюро, тоже из палисандра, двери с отделкой маркетри, серванты и огромные зеркала; на застекленных полках и на столешницах бюро – продукция «Российских сплавов». Вернее, образцы товара; я был уверен, что эта фирма ничего не производит и, вероятно, ничего не покупает, а только продает. Товар был оформлен превосходно: не чушки и не обрезки проводов и рельсов, а бронзовые изваяния, пепельницы из оптического стекла, серебряные подсвечники и мельхиоровая, редкой красоты, посуда. Везде – рекламные таблички с ценами в долларах, марках и франках, но ни один из этих текстов ни сном ни духом не намекал, что тут или где-то поблизости (возможно – на крыше?..) располагается секретное подразделение ФСБ.
Правда, тут были охранники – трое верзил в серо-зеленом, напоминавшие статью покойного Борю-Боба. Среди палисандровых дизайнов и серебристых зеркал они смотрелись неважно – как самодельные шкафы в изящной французской гостиной. Но дело, видимо, знали: я не успел из лифта шагнуть, как три ствола нацелились мне в лоб.
– К Георгию Санычу, – отрывисто сказал Скуратов. – Он ждет.
Один из шкафов – видимо, главный – кивнул, и мы проследовали к дверям. От эрмитажных они отличались лишь в незначительных деталях: ручка была из серебра, в виде нагой наяды, а поперек узорчатой филенки шла надпись, тоже серебряными буквами: «Приемная». Мой спутник нажал на ручку, толкнул, и плечи его на долю секунды перекрыли поле зрения. Я, озираясь, ввинтился в комнату вслед за ним, глянул и обомлел: у вторых эрмитажных дверей с табличкой «Генеральный директор», за антикварной красоты столом, при компьютере и остальных секретарских аксессуарах, маячило что-то знакомое. Можно сказать, очень знакомое! Не иначе как Эллочка, крашеная андалусийская блондинка. Вот так сюрприз! Сидела она в креслице, изящно сложив ножку на ножку, и занималась самым секретарским делом: полировала ноготки.
– Какая встреча!.. – воскликнул я и резво устремился к ней.
– А, собственно, какая? – отложив пилку, она окатила меня холодным неузнавающим взором и тут же улыбнулась – но не мне, а остроносому: – Здравствуйте, Иван Иванович! Этот – с вами?
– Этот – с ним, – подтвердил я, решив сражаться до последнего патрона. – А вы – вы этого не узнаете? Вот этого самого, Эллочка, который перед вами? Коста-дель-Соль и «Алькатраз» вам ничего не говорят?
– Ровным счетом ничего. – Она сделала жест, каким сгоняют надоедливую муху, и снова улыбнулась Скуратову. Тот ухмыльнулся в ответ. – В Коста-дель-Соль я не была и с вами незнакома. К счастью. Вы не в моем вкусе, юноша.
С нее еще андалусский загар не сошел, но врать она умела: ресницы даже не дрогнули. Кстати, глаза под ресницами были серые, точно асфальт в сухую погоду.
– К счастью, вы тоже не в моем, – произнес я с чарующей улыбкой. – Если этот вопрос исчерпан, доложите Георгию Санычу, что к нему пришли. И не забудьте подать нам кофе.
– Кофе я подаю не всем, а кому шеф прикажет, – откликнулась Эллочка, поднялась и грациозно порхнула за генеральскую дверь. |