И вот – когда ей исполнилось шестнадцать лет – Цинь‑цзяо закончила свою учебу. Теперь ей нужно было проявить себя взрослой женщиной – в задании достаточно трудном и важном, чтобы его можно было поручить только лишь кому‑то из богослышащих.

Цинь‑цзяо вошла в комнату великого Хань Фей‑цы. Как и ее собственная, эта была просторная и почти пустая; как и у нее постелью служила рисовая циновка на полу; как и у нее главное место занимал стол с компьютерным терминалом. Каждый раз, когда Цинь‑цзяо входила в комнату отца, терминал высвечивал что‑нибудь в воздухе – чертежи, действующие в реальном времени трехмерные модели, слова… Чаще всего, это были слова. Буквы или иероглифы светились в воздухе на виртуальных страницах, переворачиваемых вперед и назад, находящихся рядом, когда отец их сравнивал.

В комнате самой Цинь‑цзяо ничего больше не было. Только отец не прослеживал древесные слои, потому и не нуждался в излишней суровости. Тем не менее, комнату он обставил просто. Один коврик на полу – практически без украшений. Один низенький столик, а на нем одна статуэтка. Одна картина на голой стенке. Поскольку же помещение было просторным, каждая из этих вещей почти терялась, как теряется зовущий издали голос.

Для гостей комната являлась посланием: ХФ избрал простоту. Для чистой души хватала одна вещь из каждой категории Только ЦЦ. Воспринимала совершенно иное послание. Ведь она знала то, чего никак не мог знать никакой чужой человек: и коврик, и столик, и статуэтка, и картина ежедневно менялись. И больше ни одной из этих вещей она не встречала. И после того она усвоила следующий урок: чистой душе нельзя привыкать ни к какому предмету Чистая душа каждый день должна открывать что‑то новое.

Поскольку Цинь‑цзяо пришла сюда официально, то не остановилась за стулом, не стала изучать экран, пытаясь отгадать, над чем работает отец. На сей раз она встала на коленях посредине комнаты, на гладком коврике цвета яйца малиновки, с небольшим пятнышком в углу. Она опустила голову и даже не глядела на пятно. Через мгновение отец встал со своего места и подошел к ней.

– Хань Цинь‑цзяо, – сказал он. – Да увижу я восход солнца на лице своей дочери. Девушка подняла голову и с улыбкой глянула на отца.

Тот улыбнулся в ответ.

– То, задание, которое тебе дам сейчас, совсем не легкое даже для взрослого и опытного человека, – сообщил он.

Цинь‑цзяо склонила голову. Она и ожидала, что отец предназначит для нее сложную работу, и была готова исполнить его волю.

– Погляди на меня, Цинь‑цзяо Девушка выпрямилась и поглядела отцу прямо в глаза.

– Это уже не школьное задание. Это заказ из реального мира, пересланный мне Звездным Конгрессом. От него могут зависеть судьбы отдельных людей, народов и планет.

Цинь‑цзяо и до того была взволнована, но эти слова пробудили в ней страх.

– Тогда ты обязан поручить такое задание кому‑то, заслуживающему доверия, но не ребенку, не имеющему никакого опыта.

– Ты уже несколько лет вовсе не дитя, Цинь‑цзяо. Так ты выслушаешь, какое задание я тебе приготовил?

– Да, отец.

– Что тебе известно про Лузитанский Флот?

– Я обязана сообщить все?

– Скажи то, что считаешь важным.

Выходит, это проверка, сможет ли она в этом отдельном вопросе отделить вещи важные от несущественных.

– Флот был выслан для усмирения взбунтовавшейся колонии на Лузитании, где дерзко был нарушен закон, запрещающий вмешательство в жизнь единственной известной нечеловеческой расы.

Достаточно ли этого? Нет… Отец все еще ждет.

– С самого выступления флота разгорелись споры, – продолжила Цинь‑цзяо.