— А кем ты работаешь?

— Таксистом.

— Права с собой?

— Конечно.

Я протянул ему права, он сравнил мое лицо с фотографией, поблагодарил и отдал права обратно. Затем спросил:

— Тебе известно, по какой причине с твоим другом могли поступить таким образом?

— Нет,— ответил я.— Неизвестно.

— Может, он был напуган или чем-то взволнован, когда ты позвонил ему сегодня днем?

— Нет, сэр. У него был обычный голос.

— Это он предложил встретиться в шесть или ты?

Тут я замялся: мне не хотелось рассказывать легавому, что Томми был моим букмекером и нас связывали чисто деловые отношения; но, с другой стороны, я боялся, что он поймает меня на лжи. Пожав плечами, я сказал.

— Не помню. Наверное, я. Или мы оба так решили.

— Кроме тебя, к нему никто не собирался зайти?

— Не знаю.

— Гм…— Минуту он размышлял, потом поинтересовался: — Ты не знаешь, у Томми были нормальные отношения с женой?

— Отличные,— сказал я.— Насколько я знаю.

— Они не ссорились?

— По крайней мере, в моем присутствии.

Он кивнул.

— Скажи мне твой домашний адрес, Честер.

— Сто шестьдесят девять Плейс, Джамайка, Квинс. Детектив записал адрес в свой блокнот.

— Возможно, мы с тобой еще увидимся.

— Значит, сейчас я могу идти?

— Конечно.— Он повернулся ко мне спиной и вышел из спальни, как будто я перестал существовать.

Я тоже вышел. Он повернул направо, к гостиной, а я — в противоположную сторону. Вышел на улицу, где стало еще холоднее, спустился в метро и поехал домой. Сидя в вагоне, я все время думал о том, что произошло, и только когда доехал до станции «Вудхевен», вдруг вспомнил, что так и не получил девятьсот тридцать долларов.

4

Отец опять разбросал свои бумаги по всему обеденному столу. Счетная машинка была выключена, повсюду валялись шариковые ручки, и даже пол был весь усеян смятыми листами бумаги. У моего отца есть привычка: когда он напряженно думает о чем-то, он начинает механически почесывать себе нос, подбородок или лоб, и часто забывает при этом, что в руке у него шариковая ручка. Так что в конце концов его лицо становится похоже на бумагу, которую используют для печатания долларовых купюр: все оно покрывается короткими синими штрихами.

— Уже поздно,— сообщил я.— Восьмой час.

Отец уставился на меня рассеянным взглядом, который означает, что ум его полностью занят цифрами. Нацелившись на меня ручкой, он провозгласил:

— Вопрос в том, собираешься ли ты иметь детей?

— Во всяком случае, не в данный момент,— ответил я.— Ты что-нибудь приготовил на обед?

— Если бы только ты женился,— сказал он,— мне стало бы проще со всем этим справляться.

— Конечно, стало бы,— согласился я.— Может, я и женюсь когда-нибудь. А как насчет обеда?

Он посмотрел на меня так, как будто я отвлек его от важных размышлений.

— Обеда? А сколько времени?

— Восьмой час.

Он нахмурился, извлек из-под бумаг будильник и, взглянув на него, еще больше сдвинул брови.

— Так поздно! — воскликнул он.— Где ты был?

— Это долгая история,— ответил я.— Так ты начал готовить обед?

— Я тут со всем этим закрутился,— он махнул рукой в сторону своих бумажек.— Еще один страховой агент сегодня приходил.