Она начинает медленно считать в уме до десяти, чтобы унять дрожь в руках, чтобы собраться, она гонит от себя любые мысли, которые мешают сосредоточиться, но она слышала все, что он сказал, и твердо отвечает:

— Нет.

— Да, — говорит он, и это его последнее слово, больше он не намерен продолжать разговор. Сейчас он повернется и уйдет, и будет поздно.

Она медленно произносит про себя: шесть, семь, восемь…

— Нет.

…Мужчина плюхается в кресло, женщина разворачивается и уходит. На пороге комнаты она останавливается, поворачивает голову, делает резкое движение и что-то говорит на прощание. Дверь закрывается. Вот она уже на ступеньках крыльца, охранник идет проводить ее до ворот. Женщина садится в машину и отъезжает.

Убийца отложил бинокль. Мужчина-мишень по-прежнему спокойно и неподвижно сидит в кресле. Убийца пристраивает на плече базуку и наводит лазерный прицел на спинку кресла, в самую середину. Рука в тонкой кожаной перчатке ложится на спуск. Реактивный снаряд со свистом уходит к цели. От взрыва окна кабины башенного крана дребезжат, трос содрогается и начинает вибрировать. В доме дружно лопаются стекла, кумулятивный заряд, как сквозь масло, проходит сквозь стены, оставляя за собой ровную дыру 200 миллиметров в диаметре. Точно такая же дыра осталась в теле мишени. Охранники, еще не разобравшиеся, что произошло, палят из автоматов во все стороны. Убийца сбрасывает трос и соскальзывает по нему вниз — зачем тратить время и спускаться по ступеням? Базука и бинокль остались в кабине, они ему больше не нужны.

Убийца выбирается за забор, окружающий недостроенную дачу, и садится в машину с номерами немецкого посольства.

Турецкий и Меркулов, передавая друг другу пачку фотографий с дачи Родичева, рассматривали снимки того, что осталось от главы «Кремлевской команды».

— Да, — сказал Меркулов, — это была та еще командочка. В свое время бароны американской экономики также наживались на нелегальной торговле и также не платили государству налоги, но добытые деньги хотя бы оставляли в стране! Строя школы, больницы и новые заводы. Но наши, русские субчики все вывозят за рубеж, вывозят «живые» доллары, размещая их в западных банках и не пуская в отечественный бизнес.

— Правосудие свершилось, — заметил Грязнов, кивая на фотографии.

— Не правосудие, а возмездие, — поправил Турецкий.

— Как это ни прискорбно, но данный случай отправления правосудия тоже подлежит расследованию, — заметил Меркулов.

— Подлежит, конечно. Но тут можно сразу ставить крест — висяк. Работал профессионал, скорее всего иностранец, скорее всего нанятый бывшими деловыми партнерами Родичева.

— Большому кораблю — большая торпеда, — высказался Турецкий. — Отомстили конкретно.

Грязнов наклонился к самому уху Турецкого и сообщил почти шепотом:

— Там, между прочим, появлялась и твоя Качалова, ушла буквально минут за пять до того, как все случилось.

— Она не моя, — отрезал Турецкий, — и слышать о ней ничего не желаю.

Грязнов пожал плечами.

— Да, как-то слишком кроваво у нас все закончилось, и посадить некого. — Он с сожалением собрал фотографии обратно в папку. — Но, собственно, можно подводить итоги.

— Могу я все-таки узнать, почему вы, Александр Борисович, сами не пожелали побеседовать с Родичевой? — поинтересовался Меркулов, повернувшись к Турецкому и разглядывая его в упор.