Что где лежит – никто не смотрел. Как вы уже догадались, рюкзак с пометкой «НЗ» волею судьбы попал в тридцать седьмую лодку и при укладке (на дневках рюкзаки с продуктами вытаскивали из лодок и сносили в «продуктовую» палатку, а когда отплывали, их разбирали по лодкам, причём каждый экипаж забирал свои) злополучный рюкзак как нарочно оказывался сверху. Энергично откидываясь назад при каждом гребке, Тася стол же энергично упиралась спиной в сухари, и острые сухарные углы больно впивались в спину.
– Ой, больно! У меня, наверное, уже вся спина в синяках, – жалобно говорила Тася. И приступала к ставшему уже привычным допросу. – Признавайтесь. Кто нос укладывал (имеется в виду носовая часть лодки)?
Мурат с Антоном, в обязанность которых входила «доставка» из продуктовой палатки закреплённых за их лодкой рюкзаков и укладка в лодку, пожимали плечами и кивали друг на друга.
– Кто мне под спину сухари положил?! – бушевала Тася. – Это в который раз уже! Больно же!
Лодку перегружали заново, чертыхаясь и ворочая тяжеленные рюкзаки с консервами и крупой. В конце концов Марату с Тошей надоело это увлекательное занятие, и злополучному рюкзаку с надписью раз и навсегда определено было место на корме. Но он и там мешал и вечно попадался под ноги сидящему на корме рулевому. Отодвинуть рюкзак рулевой не мог, поскольку обеими руками держал неповоротливый и капризный руль, а отпустить его было нельзя: лодка молниеносно меняла направление и неслась на всех парусах в другую сторону. И приходилось просить…
– Да уберите же кто-нибудь этот чёртов рюкзак! Я все ноги об него отбил, – под общий смех объявлял рулевой.
В тот день рулевым была Тася. Она злобно пнула ногой рюкзак и просительно посмотрела на Тошу, сидящего рядом с ней. Тоша передвинул рюкзак себе под ноги (поскольку другого места на корме не было) и сунул в него любопытный нос.
– Ого! Сколько насушили… И белые, и чёрные, и бородинские есть! На выбор. Ты какие больше любишь? – предложил он Тасе. Этого Маша вынести уже не могла.
– Что значит, на выбор? Их для тебя, что ли, сушили? Это же Эн Зэ, неприкосновенный запас! Вот кончится хлеб, тогда и будете выбирать, а сейчас нельзя.
– А почему нельзя? Так хочется сухариков погрызть… Тут много, никто и не заметит. А пахнут как! М-ммм, вкуснотища! – Тоша аппетитно захрустел сухарём.
– Да хватит хлеба, – поддержал друга Мурат, которому тоже хотелось сухарей, да и вообще – есть хотелось, завтракали-то – когда… А обед – за горами за лесами, когда ещё будет…
– Хлеб во всех деревнях продают. Альберт вчера на тот берег сплавал, целый рюкзак привёз, буханок восемь, я сам видел. Может, купил, может, на тушёнку обменял. У нас тушенки много, а хлеба мало, вот и поменял, – с жаром заговорил Мурат. Маша притихла – спорить с Муратом ей не хотелось, да и рассуждал он вполне логично.
Тоша тем временем копался в сухарном рюкзаке, выискивая сухарики «пожирней-погуще», и вдруг присвистнул от восторга:
– Ребя-аа-та! Я с изюмчиком нашёл! Кто ищет, тот всегда отыщет. А пахнут как, ум-ммм, – замычал Тоша, отправив в рот сухарик «с изюмчиком». – Из чего, интересно, такие получились?… Это же булочки! Калорийки! Кто-то додумался, калорийки порезал и насушил, а я нашёл, – разорялся Тоша. – Я такие вещи нюхом чую. Живё-ооом!!!
Он протянул Тасе промасленный пакетик, она сунула в рот сухарь и зажмурилась.
– А совесть у тебя есть? Мы с Машкой на вёслах карячимся, а вы сухарики хрустите! – игнорируя грамматические формы взревел Мурат на весь Селигер. |