Единственная вещь, оставшаяся мне от нее. И у меня нет другого выбора, как оставить ее здесь.

– Спасибо, месье.

Я ухожу, не оборачиваясь. Держу голову прямо, но чувствую, что внутри все сжалось. Я иду и повторяю про себя ту истину, которую слышала всю жизнь, но никогда по-настоящему не понимала. По крайней мере, до этого дня. «Ничто не дается просто так». Не дается смелость, если не рискуешь. Нельзя справиться со своими слабостями, не оставив позади частицу прошлого. Но когда у тебя есть только одна вещь от мамы, единственная фотография, которая от нее осталась, неужели невозможно сделать исключение?

* * *

Я приехала в Париж. Прохожу через турникет метро, еду по линии 4 до станции «Реомюр-Себастополь» и пересаживаюсь на линию 3 до «Вилье». Я выучила маршрут, как учат стихи, и декламирую его про себя.

Выйдя на свежий воздух, я спрашиваю у прохожего, как добраться до улицы Дам. Иду, повторяя про себя указания: налево, направо, налево, потом у булочной перейти улицу и дальше по правой стороне. Через пять минут я у дома под номером 73. Дом большой, шестиэтажный, с жардиньерками на окнах. Подъезд c кодовым замком, а кода я не знаю, поэтому сажусь на тротуар и жду. Минут через десять женщина в фартуке выходит выплеснуть воду из ведра в водосток. Я успеваю юркнуть внутрь. Путь преграждает вторая дверь, но на этот раз на ней домофон. Я жму на стрелки до буквы П, делаю глубокий вдох и нажимаю кнопку «Вызов», как вдруг в подъезде загорается свет. Мальчишка в синих шортах и красных гольфах, со спортивной сумкой на плече сбегает по лестнице. Он поднимает голову, и, когда его глаза встречаются с моими, я смотрю на него и целую секунду не узнаю. Это единственная в своем роде секунда, когда никакие чувства не накладываются на восприятие знакомого, но еще не узнанного лица. Одно мгновение. Максим улыбается, но улыбка быстро сходит с его лица, и я понимаю, что он улыбнулся мне, как улыбнулся бы консьержке или кассирше в магазине на углу. Он улыбнулся мне из вежливости, да, он тоже не узнал меня, в эту крошечную секунду, в эту остановившуюся секундочку, напоминающую нам, что мир населен незнакомцами, с которыми мы когда-то встречались чуть дольше, чем с другими.

Он оглядывается, потом хватает меня за руку и тащит на улицу.

– Ты должна была меня предупредить.

Я хмурюсь и вырываю руку.

– Письмо пришло бы позже меня.

– У меня теперь есть телефон. Так моей маме спокойнее, когда я хожу играть в футбол.

Он достает из кармана темно-синюю пластмассовую штуковину.

– Смотри, в нем даже есть игра! Надо съесть как можно больше яблок и при этом не дать змее укусить себя за хвост.

– Это хорошо.

Он поднимает голову от экрана и убирает телефон в рюкзак.

– Как ты приехала?

– На поезде.

– Пойдешь со мной на футбол? Лучше, чтобы мама не видела тебя здесь…

Он меняет тему:

– Почему ты перестала мне отвечать? Я думал, ты переехала, но тетя сказала, что нет.

– А что сказала твоя мама в машине в тот день, когда приехала за тобой?

Он от души смеется.

– Она устроила мне знатную головомойку. Этого можно было ожидать, а? Иногда ночью она заходит проверить, дышу ли я… Ты голодна? Хочешь чего-нибудь поесть? Вон, пойдем, там лучшие круассаны в квартале.

И, прежде чем я успеваю ответить, он влетает в булочную и, выйдя оттуда с бумажным пакетом, протягивает его мне.

– Как твой дедушка?

– Нормально. Держится.