— Греет. А в чем замечены?

— Вот, тут история, которую они мне по капле два часа рассказывали. Утечка информации, если коротко. И довольно серьезная. Частные разговоры на уровне вице-президента и самого президента. Закрытые планы аппарата, связанные с политическими ходами, которые должны укрепить их позиции перед выборами. По сути дела — государственный шпионаж.

— И нити вели к Чакли и Кэмпбелл?

— Совершенно верно.

— Куда эта информация шла потом?

— В штаб нового независимого кандидата, по их сведениям. Но прямых доказательств нет.

— А, к этой темной личности?

— Личность, мой дорогой, действительно темная. Но сколько обаяния, да? И как он набирает обороты?

— И непонятно на чем.

— Непонятно, но часть страны уже им очарована. Тут тоже весьма щекотливый момент для нас. В предвыборные дела мы вмешиваться не можем. Но, с другой стороны, утечка государственных секретов от действующего президента — это наша непосредственная сфера. Так что мы обязаны инициировать расследование. Вам оно и поручается.

— Еще какие-нибудь детали?

— Да, есть. Оба покончивших с собой работника аппарата шпионили крайне торопливо и грубо.

— То есть понимали, что могли попасться?

— Вот именно. Оба отправили себя на тот свет, когда чувствовали, что до разоблачения остаются считанные дни. Каждого уже почти вычислили. Кэмпбелл, в частности, должна была уже сегодня ответить на ряд вопросов в присутствии самого вице-президента.

— Странная история.

— И ничего подобного, заметьте, в нашей практике никогда не было.

Удивительный поворот в его жизни. Нет, не это дело, по которому он сейчас летит в Вашингтон. А вчерашний вечер, когда он, вернувшись от Блюма в свой кабинет, неожиданно для себя предложил Николь где-нибудь поужинать. «Да», — коротко прозвучало в ответ. А когда они сели за ресторанный столик, и он спросил, не отвлекает ли ее от семейных забот, она ответила, что со вчерашнего вечера уже не семейная женщина. Она объявила мужу о разводе. И тут же, посмотрев ему в глаза, объяснила: «Нельзя же жить с одним человеком и быть влюбленной в другого»… Все чудесно и просто. Какими и должны быть настоящие чудеса. И так же просто она спросила его, прощаясь сегодня утром: «А ты не думал, что в твои сорок лет уже пора иметь детей?»

В аэропорту его ожидали работник президентского аппарата и лейтенант уголовной полиции.

— Сначала я хочу поговорить с этим парнем, приятелем Кэмпбелл, — заявил Торнвил. — А потом подъеду к вам в администрацию.

Оба вежливо в ответ кивнули.

— Вы уверены, что этот парень не сам прирезал свою подругу? — спросил он лейтенанта, усаживаясь в полицейскую машину.

— Практически да, сэр, хотя полного алиби у него нет. Строго говоря, он мог появиться в ее квартире минут на двадцать раньше, если бы сразу после ее звонка к ней отправился. Но мотивы, сэр? Что им было делить? К тому же, на ручке ножа нет его отпечатков, нет следов борьбы в квартире. Слишком быстро и профессионально ему надо было бы сработать, сэр.

— Она не была беременной?

— Нет, сэр, — качнул головой полицейский. — И вообще, когда вы увидите этого интеллигентского хлюпика, сами поймете. Боится сейчас больше всего, чтобы его адвокатское имя не попало в прессу.

«Действительно хлюпик, — подумал Торнвил, когда увидел в кабинете худенького с мальчишеским лицом парня, — хотя физиономия довольно смазливая.