Видимо, бессонная ночь, вкупе с неподвижным сидением на стуле под не очень то выразительный голос моего собеседника, давала о себе знать. Я поймал себя на том, что то и дело проваливаюсь в липкую дремоту, и тогда голос хардера доносится меня какими то обрывками, будто между ним и мной воздвигается и вновь исчезает звуконепроницаемая стеклянная перегородка…

Лигум полез свободной рукой в карман и через секунду бросил мне на колени небольшой серый диск.

– Я вижу, вы плохо спали в последнее время, – сказал он. – Возьмите, это “виталайзер”, он придаст вам заряд бодрости…

Что ж, прилив бодрости и силы мне сейчас не помешал бы… Поэтому я не стал напускать на себя благородную гордость типа “Мне не нужны подачки от врага!”, а закинул серый кружок в рот. Как и электротаб, это был, скорее всего, растворимый молекулярный чип, потому что буквально через несколько секунд после того, как я проглотил хардерский стимулятор, мне сразу стало легче, и сон улетучился сам собой.

И тогда до меня дошло, наконец, почему рассказ хардера о его встрече с несостоявшимся убийцей девочки Али вызвал у меня какие то неясные аналогии.

– Постойте ка, хардер, – ошарашенно сказал я. – Выходит, что Кин тогда и вправду не стал убивать?..

– Что вы предпочитаете: честное хардерское слово или мою голову на отсечение? – саркастически, но всё с тем же непроницаемым лицом “а ля робот” ответствовал человек в кресле Установки.

Судя по всему, он не врал. Да и какой смысл ему было обманывать меня?

Я отвернулся. Признаться, рассказ моего противника буквально выбил меня из седла.

Неужели Кин Изгаршев, он же Ник Без Лица, не имеет никакого отношения к гибели моей дочери? Неужели полгода назад он сумел перебороть свои низменные побуждения и не стал кровавым охотником за женщинами и девочками?

Но тогда кто этот Потрошитель Невидимка?!..

Нет, этого не может быть!.. Интуиция говорит мне, что это он, безумец с ученой степенью, обагрил руки кровью Кристины, а я привык верить своей интуиции. Ведь на ней, в сущности. строится вся наша эдукаторская работа…

– Вот что, хардер, – сказал вслух я, – давайте отставим все эти басни насчет мгновенного перевоспитания преступников маньяков… Скажите прямо: что вам от меня нужно?

Несколько секунд он молча смотрел на меня, перекатывая на скулах желваки. Потом объявил, небрежно постучав стволом своего чудовищного оружия по корпусу Установки:

– Собственно, я мог бы превратить то поистине дьявольское устройство, которым пользуетесь вы и прочие… эдукаторы вашего Пенитенциария, в груду не подлежащего восстановлению металлолома еще до вашего прихода… Но мне хотелось, чтобы вы сами поняли всю вредность ваших действий…

– Вредность? – удивленно переспросил я. Запираться дальше явно не было смысла. – Что же вредного вы видите в том, что я спасаю заблудшие души убийц и их жертв от гибели?

Он опять поморщился, и это получилось у него неожиданно очень выразительно.

– Бросьте, Теодор, – сказал он так, будто мы с ним были давними хорошими знакомыми. – Не надо обманывать самого себя… Деятельность ваша наносит огромный вред человечеству, и вы это прекрасно знаете.

– Ну какой вред, какой? – подался я в его сторону. – То, что наша Установка дает раскаявшимся шанс на исправление, а тем, кто приводит в исполнение приговор, – возможность избегать вынужденной жестокости по отношению к преступникам – это, по вашему, вред?!.