Цветные, подсвеченные тени на экране дымов - а мне кажется, я все время говорю с тобой.

    Твои рыжие волосы чуть вспыхивают в луче прожектора - и твоя белая кожа окрашивается во все цвета радуги, словно в галлюцинозе.

    Мне кажется, я зову тебя по имени: "Л и са, Л и са..." но на самом деле я не открываю рта. Впрочем, за музыкой все равно не слышно.

    Твое имя всегда казалось мне дурным каламбуром. Рыжая маленькая Елизавета превращается в лисичку, в Лизу, в лису, в Л[и?]су. Когда Глеб представил нас, я сразу подумал - ты должна ненавидеть свое имя. Но ты только улыбнулась и протянула руку - белую, с просвечивающими ручейками вен.

    Только потом я рассмотрел романтичные попилы на тыльной стороне. Только потом я губами узнал сухой вкус твоей кожи. Только потом ты созналась: да, ты всегда ненавидела свое имя.

    Не, не годится. От iромантических попиловi меня стошнит раньше, чем я допишу рассказ. И к тому же, хочется сосредоточенности... интимности, что ли... танцпол слишком открытое место. И громкая музыка сбивает элегический настрой.

    Попробуем что-нибудь другое. Скажем, пусть будет не клуб, а театр. Герой - старый театрал. Ну, не очень старый, лет тридцати пяти. Живет один, как инженер из анекдота про Колю из Бирюлево. Неопрятный такой, нечесаный. Откуда у него деньги, я и сам не знаю... работает где-нибудь. Когда-то работал ночным сторожем, потом - вахтером, теперь всюду украинцы и прочие гастарбайтеры... ну, короче, он устроился как-то по знакомству и с первой зарплаты решил пойти в театр.

    В какой театр? А я почем знаю? Куда там надо было ходить лет двадцать назад? В Театр на Юго-Западе? Да, отлично. Значит, он идет в театр на Юго-Западе и во время спектакля видит эту свою Лису.

    Как там? Только потом ты созналась: да, ты всегда ненавидела свое имя.

    ...Только потом ты созналась: да, ты всегда ненавидела свое имя.

    Самым счастливым новогодним карнавалом твоего детства был тот, где ты играла снежинку. На всех остальных ты была лисичкой.

    Ты, наверное, была хорошей снежинкой. Я до сих пор помню белизну и холод твоей кожи, матовое сияние в сумраке спальни, равнодушную прохладу под влажными от волнения пальцами...

    Ну да, такая внутренняя рифма: театр и героиня на детсадовском утреннике. Или все-таки перебор? К тому же мне страшно нравится история про лисичку и снежинку, и я все хотел ее куда-нибудь приделать. С другой стороны - тоже не слишком-то удобно, историю мне рассказала вполне живая девушка, она и сама найдет, куда эту историю девать.

    Да и театр я терпеть не могу, если честно.

    То есть героя-задрота я еще могу пережить, но заставить его сидеть в театре - это уже какая-то тошнотная тавтология.

    Так что пусть будет кино.

    Герой, получается, примерно такой же, из постаревших киноманов. С работой у него чуть получше, раньше он занимался всякой версткой-дизайном, как честный фрилансер, а теперь вот уже несколько лет работает в какой-то конторе. Говорит что-то вроде: Вольные стрелки персональных компьютеров, фрилансеры-верстальщики не нужны больше - как в вестернах семидесятых становятся не нужны стрелки на Западе. Вот и мне пришлось пойти на службу, как Пэту Гарретту.

    Да-да-да, он все время сравнивает себя с героями старых фильмов. И смотрит, соответственно, какой-нибудь старый фильм, например, в Музее кино... ну, то есть в "Фитиле" или в ЦДХ.