Небо потемнело. Миллионы птиц — лесных птиц — кружили над полями. Вот это да, подумал Ривллим ошарашенно, стараясь не выказывать своих чувств. Сейчас поля будут чистыми — ни жучков, ни зерна. Тут — то меня и отблагодарят.
Прошло несколько минут и птицы, поднявшись ввысь, вновь затмили солнце. И исчезли в небесах.
Стало тихо.
Ривллим обернулся в сторону одного из полей и увидел, как колосья сами собой распрямляются, растут на глазах. Надо же, подумал он, вытирая лоб трясущейся рукой. Никогда не получалось настолько эффектно. Интересно, почему?
…Когда жители пришли в себя и опустили его на землю, он знаком подозвал засиявшего, подобно солнцу, старосту и спросил:
— Есть ли у вас поблизости молодое дерево — лет пяти — шести?
Его подвели к молодой сливе, что росла за ближайшей оградой. На глазах у всей деревни Ривллим вырезал на коре знак Плодородия (ещё неизвестный, ибо Хранительница не воцарилась в этом мире) и приложил ладонь к сочащейся соком ране. Рана тут же затянулась, а вырезанный символ стал ярким и чётким. Над толпой пронёсся вздох.
Ривллиму стало очень холодно. Правда, ненадолго.
— Этот знак избавит от проклятия, — пояснил воин. — Пока это дерево не срубят, вам ничто не угрожает.
— А теперь, — он обратился к помрачневшему шаману и сияющему старосте, — я хотел бы поговорить с вами наедине.
Фиар поджидала его за ближайшим деревом, шагах в двадцати от ограды. Воин что — то сказал двум сопровождавшим его людям (один был обряжен в невероятное количество знаков из дерева, кости и камня) и те, низко поклонившись на прощание, направились назад, в деревню. Не оборачиваясь.
— У тебя здорово получаются представления, — сообщила она, появляясь за его спиной. Ривллим усмехнулся и поправил съехавший с плеча мешок с «дарами земли» — с теми, что смог унести.
— Это не представление, — поправил он. — Это было на самом деле. Твоё счастье, что крестьяне тебя не слышат.
— Не придирайся к словам, — наморщила лоб девушка. — Выглядело впечатляюще. Даже завидно. Немного.
— Я польщён. Ты дожидалась меня, чтобы сказать это?
Фиар забежала вперёд и преградила ему дорогу. Воин молча бросил мешок на землю и вопросительно взглянул ей в глаза.
— Я хотела поговорить с тобой, — она смотрела, не отводя взгляда.
Ривллим, также не отводя взгляда, медленно опустился на траву и сорвал травинку.
— Слушаю тебя, — произнёс он, принимаясь её жевать.
Фиар медленно опустилась рядом с ним и долго подбирала нужные слова. В конце концов, они нашлись.
— Я не сплю, — произнёс ольт, едва Ривллим и Фиар подошли поближе. — Я слушаю и думаю. Скажи, сайир — это были птицы?
— Птицы, — подтвердил тот. — Много птиц. Долгая история… в деревне мне рассказали новую версию того, откуда взялся мой меч, и для чего он предназначается.
Он положил мешок рядом с собой. Фиар уселась рядом; с её лица не сходило задумчивое выражение.
— …Был принесён в эти края легендарным вождём, который лет триста назад владел всеми прилегающими землями. После смерти его, как водится, начались раздоры. Духи им сказали так: если придут трое — все наши приметы совпадают безошибочно — их деревне конец. Если кто — то один — значит, можно ещё вымолить прощение. Видали бы вы лицо их шамана… в особенности, когда он понял, что я смещать его не собираюсь.
— Очень интересно, — ольт глубоко вдохнул и прислонился к дереву. |