К этому Камерон был готов. И поэтому спокойно повернулся лицом к Смайту, вышедшему из-за ширмы. Тот долго смотрел на Камерона, прежде чем прорычать.

– Это он! Тот, кто называл себя Алертом!

Камерон удивленно вскинул брови.

– Милорд! Неужели вы можете верить слову отпетого мерзавца? Он готов признать все, что угодно, если ему предложат достойное вознаграждение.

Он многозначительно глянул на Стоукса.

– Ни один суд не примет подобного доказательства.

Хантингдон мрачно кивнул:

– Возможно, так и есть. Однако у нас имеются другие свидетели. Мисс Эшфорд?!

Из-за другой ширмы показалась Пенелопа.

– Ваша светлость, – объявила она, – мальчики сразу же узнали голос Камерона. Нет никаких сомнений в том, что именно этот голос они слышали, когда Камерон давал Смайту указания, какие дома грабить и что именно брать из каждого.

Камерон уставился на нее.

– Невинные мальчики, которым не грозит наказание и у которых, следовательно, нет причин лгать. Что скажете теперь, Камерон? – осведомился его милость.

Камерон отвел глаза от непримиримого лица Пенелопы и уставился на графа.

Всякий налет хороших манер и учтивости растаял, как снег под солнцем.

Барнаби громко выругался и попытался выйти из-за стола.

Реакция Камерона была отнюдь не джентльменской: он бросился на Пенелопу.

Та не успела опомниться, как он подскочил сзади, обхватил ее за плечи и приставил нож к горлу.

Ледяной озноб пополз по ее спине. Камерон, должно быть, обезумел. И нож у него острый.

– Назад! – прохрипел Камерон, пятясь к стене и вертя головой в разные стороны. Пенелопа всем существом ощущала исходившие от него волны паники. – Назад, я сказал! Или распишу ей личико!

Теперь нож блестел у самой ее щеки. И Пенелопа испугалась по-настоящему. Он слишком силен для нее. Она не сможет вырваться. Он успеет ударить ее ножом. И к тому же он так сжимает ее, что она даже лягнуть его не сумеет.

Она вынудила себя отвести взгляд от ножа и оглядеть собравшихся. Все лица слились в белое пятно. Но тут ее зрение внезапно прояснилось, и из тумана выплыло лицо Барнаби. Он был бледен и, казалось, мгновенно осунулся. Стоял он в напряженной позе, словно был готов броситься на Камерона, но опасался за Пенелопу.

Дождавшись, когда Камерон снова стал осматриваться, он прикусил поднесенный к губам палец. Пенелопа удивленно хлопнула ресницами, но, тут же сообразив, в чем дело, прижалась головой к груди Камерона, и его рука оказалась на уровне ее губ. Широко открыв рот, она впилась зубами в ладонь Камерона.

Тот взвыл.

Пенелопа зажмурилась и еще сильнее сжала челюсти.

Пронзительный вой раздался в комнате. Камерон безуспешно пытался вырваться, вертелся волчком, в какой-то безумный момент даже изобразил что-то вроде вальса, но она его не отпускала.

Огромным усилием он все-таки отбросил ее. Перелетев через всю комнату, она врезалась в Стоукса и графа. Все трое едва не свалились на пол, благо двое констеблей помогли им удержаться на ногах.

Пенелопа, опомнившись, оценила обстановку и увидела, что Камерон, размахивая ножом, удерживает Барнаби на расстоянии.

Судя по выражению лица, он только и ждал момента, чтобы вонзить нож в Барнаби.

Время словно остановилось.