– Теперь забери часть эфира себе.

Джеми поднял растерянные глаза.

– Как?

– В том вся соль и сложность. Способ у каждого свой. – Никто бы не прочёл в морщинистом лице любопытство, но Джеми знал своего наставника слишком хорошо. – Я черпаю эфир, словно ложкой, и глотаю, если это можно описать столь простым словом. Ты можешь сделать то же… попробовать, по крайней мере… но каждому скорее подходит его единоличная метода. Прежде всего очисти сознание, а далее…

Джеми зажмурился, недослушав.

Огонь, магистр, кабинет исчезли. Лишь фиолетовый шар продолжил сиять во тьме перед смежёнными веками: эфир, как и потоки силы, маг скорее чувствовал, чем видел, – особым шестым чувством, недоступным простым смертным. Некоторым магам даже удобнее было рассмотреть эфир с закрытыми глазами, исключительно внутренним взором. Джеми пока легче концентрировался на видимом объекте, хоть это и было не совсем правильным: редкие чары позволяли разглядеть себя обычным зрением.

Забрать часть себе. Черпать, словно ложкой.

Сказать проще, чем сделать.

Он представил, как тянет руку к шару, чтобы оторвать от него кусочек, но настоящая рука слишком отчётливо напоминала уму, что на деле она мёртвым грузом лежит на колене. Не то… Вдыхая на счёт два, Джеми позволил спокойной пустоте заполнить сознание. Раз, два – вдох. Раз, два – выдох.

Вот так.

Не сбиваясь с мерного дыхания, он вернул мысли к текущей задаче. «Единоличная метода»… А что, если попробовать вообще другой подход? Ведь забирать в любом случае тяжелее, чем принимать. Если представить, как эфир сам тянется навстречу, протягивает от шара тоненькую ниточку – к нему, как эта ниточка обвивается петлёй вокруг руки, стягивается, впитываясь в кожу…

Странное ощущение, будто он вдруг глотнул горного воздуха, вскружило голову. Одновременно с тем, как шар погас, оставляя его в черноте.

Когда Джеми открыл глаза, магистр улыбался: впервые за долгое время так, что разглядеть эту улыбку можно было не только во взгляде.

– Невероятно, – проговорил он. – На первом же уроке – то, что Найдж так и не освоил.

Едва зародившееся чувство триумфа, подкреплённое лёгким опьянением, с каким разливалась в крови чужая сила, тут же сменилось стыдом.

– Вы этого не сказали, – сказал Джеми, сам не понимая, зачем оправдывается. – Что это так трудно.

– Ты не ведал о возможности поражения и не проиграл, ибо не страшился его. Твоя сильнейшая сторона. Ты твёрдо веришь, что при благоприятных обстоятельствах тебе под силу едва ли не всё, что угодно, а если не под силу сейчас, ты всяко овладеешь этим в будущем. Эта вера – то, без чего не может обойтись истинный маг. То, что помогает топить ткань мироздания, словно воск, и лепить из неё всё, что вздумается. – Учитель откинулся в кресле, улыбаясь так, что даже зелень его глаз сделалась ярче. – Ох, Джеми… надеюсь, что проживу ещё столько, сколько требуется, чтобы увидеть твой расцвет. Лучшего ученика, что я взрастил за три сотни лет. Истинного моего преемника.

– Найдж – ваш преемник.

Он сказал это очень тихо. Скорее пробормотал. И магистр, естественно, всё равно услышал.

– Найдж – мой лучший ассистент, он мне как сын, но я не могу передать ему всего, что могу передать тебе. – Он пожал плечами так отстранённо и задумчиво, что Джеми сделалось почти больно. – Он усерден, он умён, он хорош в теории магии, анализе и совершенствовании чар, и это не отменяет того, что многие вещи ему попросту неподвластны. Всё одно что лепить скульптуру из неподатливой глины.

– Вы же не просто так сделали его своим ассистентом.

– Вернейший ученик и лучший ученик не всегда едины. Помощник – это одно, тот же, кого ты хочешь и сможешь однажды назвать равным себе – другое.