Тим послал незнакомцам сигнал на первой, второй и четвертой частотах. Ответа не последовало.

– Самолеты противника, – сообщил он.

Дон Уолкер включил систему радарного наведения ракет, пробормотав пилотам трех других «иглов»: «Вступаем в бой», – и опустил нос своего самолета. «Игл» резко пошел вниз.

Абделькарим Бадри сознавал, что его положению не позавидовал бы никто. Он понял это с того самого момента, когда американский радиолокатор «захватил» его самолет. Без всяких систем распознавания он точно знал, что другие самолеты не могут быть иракскими, что противник обнаружил их группу и что молодые иракские летчики не смогут достойно соперничать в воздушном бою с опытными американцами.

В наихудшем положении оказался сам Абделькарим Бадри. Его учебно‑тренировочный МиГ совсем не предназначался для воздушных сражений. На одноместных боевых машинах были установлены радиолокаторы кругового обзора, с помощью которых можно управлять своими ракетами, а на учебной модели – лишь простейший радиолокационный дальномер с углом обзора меньше шестидесяти градусов, который позволял полковнику Бадри видеть только то, что находилось перед носом самолета; в бою от такого радара мало проку. Полковник знал, что кто‑то «захватил» его самолет, но не мог увидеть противника.

– Что на экране?! – рявкнул он ведомому.

– Четыре вражеских самолета, курс девяносто, пока высоко, но быстро снижаются, – испуганно ответил тот.

Стало быть, игра проиграна. Американцы явно шли в атаку на иракские истребители.

– Рассеяться, прижаться к земле, включить форсаж, курс на Иран! – прокричал он.

Повторять приказ не было нужды. Из сопел четырех МиГов, управляемых молодыми пилотами, вырвались длинные языки пламени. Истребители, мгновенно преодолев звуковой барьер, почти вдвое увеличили скорость.

Пилоты одноместных МиГов могли позволить себе поддерживать такую скорость достаточно долго. Они имели все шансы уйти от американцев и все же добраться до Ирана. Их отделяло от самолетов противника несколько десятков миль; значит, даже на форсажном режиме американцы их не настигнут.

Абделькарим Бадри был лишен такой возможности. В учебно‑тренировочном МиГе советские конструкторы не только установили простейший радиолокатор, но и значительно уменьшили емкость топливных баков, чтобы компенсировать массу курсанта и его кабины.

Полковник Бадри мог перейти на форсаж, ускользнуть от американцев и вернуться на иракскую базу. Тогда его арестуют и рано или поздно отдадут палачам из Амн‑аль‑Амма на пытки и верную смерть.

Он мог уйти от американцев и при этом не менять курса. Тогда горючего едва хватит на то, чтобы пересечь иранскую границу. Даже если ему и брату удастся удачно катапультироваться, они приземлятся на территории персидских племен, которые не забыли ирано‑иракскую войну, когда иракские летчики сбрасывали на них бомбы с отравляющими веществами и тысячи персов погибали в страшных мучениях.

Наконец, можно было на форсажном режиме ускользнуть от американцев, взять курс на юг, выброситься с парашютом над Саудовской Аравией и сдаться в плен. Ему и в голову не приходило, что там с ним обошлись бы не по‑человечески.

Абделькарим вдруг вспомнил строки из стихотворения, которое он когда‑то читал в школе мистера Хартли. Как давно это было! Чьи это стихи? Теннисона? Вордсворта? Нет, Маколея, конечно же, Маколея; что‑то такое о человеке в последние часы его жизни. Помнится, он декламировал это в классе:

К любому живущему на земле

Рано или поздно приходит смерть.

И разве можно встретить ее достойней,

Чем повернувшись к ней лицом,

Поклонившись праху своих отцов

И храмам своих богов?

Полковник Абделькарим Бадри развернул МиГ и на предельной скорости направил его навстречу американцам.