Но, господа, со времени Эдипа прошли века. Даже при том, что века в людском измерении для него лишь мгновения, Року все равно это может наскучить. Отчего скучно Року? Но, господа, это же очевидно — ему надоели его машины. Рок похож на ребенка, который мастерит забавную, интересную игрушку, некоторое время любуется, как она работает, а потом ему становится скучно, он ломает ее и начинает мастерить другую. Так что трагедия, на которой вы присутствуете, ставит именно эту цель — показать, что старая машина Эдипа не развлекает больше Рока, и поэтому он построил другую, новую, более современную, более непредсказуемую. Но, господа, мне не следует больше ничего говорить, иначе в трагедии не останется элемента неожиданности. Я ограничусь поэтому тем, что скажу, как говорили при дворе во Франции, когда умирал король: трагедия умерла, да здравствует трагедия! (Курт кланяется, делает знак, появляются два стражника, которые вводят Саула в наручниках с завязанными глазами).
Курт. Снимите наручники и повязку. (Охранники выполняют его приказание).
Саул (осматривается, узнает Курта, восклицает без удивления, вяло и безнадежно). Курт!
Курт. Да, Саул, это я, именно я, Курт.
Саул. Ты здесь? Но где мы? Что это такое?
Курт. Это лагерный театр. Там партер, публика. Мы на сцене.
Саул. Но мы…
Курт. Ты хочешь сказать: «Что ты тут делаешь?» Ты прав, Саул. Итак, я — комендант лагеря.
Саул. Комендант лагеря. Но ты же был тогда яростным противником…
Курт. Говори, говори, не бойся: яростным противником нацизма. Это верно. Но потом я тоже нашел свою дорогу к Дамаску. Прозрение, эх, эх! Я тоже был обращен. А точнее, вскоре после того, как тебя арестовали. И вот теперь я тут, Саул, комендант лагеря.
Саул. Ты — комендант лагеря. Так что же ты медлишь и не исполняешь свой долг?
Курт. Интересно, а в чем же заключается по-твоему мой долг?
Саул. Я восстал. Твой долг, следовательно, наказать меня, то есть, как вы говорите, ликвидировать.
Курт. Успокойся, Саул, никто не собирается тебя ликвидировать.
Саул, Может быть, тебя плохо информировали?
Курт. Ты не восставал. Ты всего лишь дал необходимые предпосылки для этого представления.
Саул. Не понимаю. Какого представления?
Курт. Я велел привести тебя сюда, Саул, потому что ты актер. И я хочу, чтобы в качестве актера ты участвовал в одном культурном эксперименте в этом лагере.
Саул. Культурный эксперимент? Но что это за эксперимент?
Курт. Исполнение «Эдипа-паря» Софокла.
Саул. «Эдип-царь»? Но мне никто ничего не сказал. У меня не было текста, я не видел других актеров, не знаю режиссера, не был на репетициях, я никак не подготовлен к этому. Что все это означает? Не сошел ли ты, случаем, с ума?
Курт. Не повышай голос, Саул. Наверное, ты не до конца понимаешь, кто ты на самом деле.
Саул. Конечно, понимаю — заключенный.
Курт. А что такое заключенный?
Саул. Горе — вот что такое быть заключенным, горе.
Курт. Нет, Саул, заключение — это не горе или во всяком случае, горе — это не главное, что отличает его. Я тоже могу быть исполнен горя, может быть, даже очень страдаю. И все же я не заключенный. Нет, Саул, заключенный — это предмет.
Саул. Предмет? А почему не отброс, обломок, отребье?
Курт. Конечно, ты вправе в какой-то мере так называть своих товарищей здесь в лагере. Это действительно человеческое отребье. Но ты, Саул, в отличной форме, у тебя цветущий вид, поэтому ты не отребье, а предмет.
Саул. Хорошо сохранившийся.
Курт. Именно так, Саул. Ты хорошо сохранившийся предмет и именно потому, что ты предмет, у тебя нет имени, а есть номер, который и был выжжен у тебя на руке. Покажи руку, Саул.
Курт. |