– Понятно. Ну, а стихи-то получаются?
– Могу прочитать… Вот, к примеру, из последних. – Я встал и, приняв подобающую позу, с чувством продекламировал из Пушкина:
Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя…
Семен Петрович слушал, рассеянно кивая головой. Когда я закончил, он сказал:
– Что ж, по-моему, недурно. Что-то напоминает, правда… Или стиль такой старомодный. А в общем, очень недурно.
Я скромно потупил голову и хотел еще что-нибудь прочитать, но вовремя опомнился и промолчал. Семен Петрович выглядел вполне удовлетворенным.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал я. – А то поздно…
Семен Петрович улыбнулся.
– Конечно. – Он проводил меня до дверей кабинета. – Заходи. Может быть, и родителей как-нибудь пригласишь к нам…
– Непременно, – ответил я.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел в коридор, где меня поджидала Катя. Когда я увидел ее, мне стало стыдно. Я понял, что совершил чудовищное предательство, и хотел было рассказать ей все, но у меня язык не повернулся. Чувствуя, как лицо скривила нелепая, придуманная усмешка, я пробормотал:
– Все нормально… Поговорили… о том, о сем…
Катя истолковала мою интонацию по-своему, и ее взгляд сделался озабоченным и твердым.
– Ты не расстраивайся, – сказала она. – Я тебе позвоню вечером.
Она мне действительно позвонила. Вечером, очень поздно. Я в это время сидел перед телевизором, тупо уставившись в голубой экран.
Катя говорила негромко, но очень отчетливо.
– Как же ты мог, Иван? – спросила она. – Зачем?..
И положила трубку. Если бы она сказала еще хоть одно слово, мне, наверное, было бы легче. Может быть, это только так казалось…
– Кто это? – спросила мама.
– Так… номером ошиблись.
На следующий день, отпросившись с работы, я с утра отправился к МГУ. Я поехал в надежде увидеть Катю, хотя понятия не имел, что скажу ей при встрече.
Погода в тот день переменилась к лучшему. Так бывает, когда осень в самый разгар ненастья вдруг подарит несколько солнечных и теплых дней. В университетском парке по этому поводу было многолюдно. Шурша опавшими листьями, студенты и студентки прогуливались по аллеям; вытянув ноги, сидели на облупленных лавочках, млея под солнцем, глазели по сторонам. Их безмятежное настроение быстро передалось и мне. Я уверовал, что непременно встречу здесь Катю, и это уже нисколько не пугало меня. Однако, когда в третьем часу дня я действительно увидел ее, моя самоуверенность улетучилась в мгновение ока.
Катя шла по центральной аллее в компании двух молодых людей. Я обогнал их по параллельной дорожке и потом с беспечным видом, сунув руки в карманы, направился навстречу. Но за оживленной беседой Катя не обратила на меня ни малейшего внимания. Мне пришлось повторить трюк, но на сей раз, переменив тактику, я изображал человека, погруженного в глубокое раздумье, и, устремив взгляд под ноги, как бы не видя ничего вокруг, ринулся прямо на них, рассчитывая столкнуться с Катей нос к носу. Пройдя таким образом метров сто и ни с кем не столкнувшись, я украдкой осмотрелся и не обнаружил перед собой ни Кати, ни ее кавалеров. Обернувшись, я увидел их уже сидящими на лавочке. Я пошел обратно и, минуя лавочку, где они расположились, громко запел: «Чита-грита, чита-маргарита, а-а…» На этот раз на меня обратили внимание. Один из парней сказал:
– Где-то я уже видел эту рожу… А, Валера?
– Он уже третий раз мимо нас шныряет, – сказал Валера.
Я, словно нехотя, взглянул в их сторону и встретился глазами с Катей.
– О Катя! – воскликнул я с радостным изумлением. |