|
В руках у меня было мусорное ведро, а в нем старые ботинки и кусок шведского мыла. Почему шведского, не знаю, на нем написано не было. Я направлялся к мусоропроводу, но вдруг меня как будто что-то стукнуло в спину. Я обернулся и увидел Воробьева. Он приоткрыл дверь соседней квартиры и, улыбаясь, смотрел на меня через узкую щель. Из головы у него росла ветка сирени, а изо рта торчали огромные желтые клыки. Он подмигнул мне и захлопнул дверь. Но дверь оказалась хрустальной и с мелодичным звоном рассыпалась на куски. За нею открылся бронзовый бюст моего отца. Он спросил меня: «Как дела, старина?» Я ответил: «Все в порядке, папа».
Мы сидели с Катей на диване в ее комнате. Между нами стояла ваза, полная грецких орехов, которые я колол щипцами и делил поровну между собой и Катей. Мы уже успели сходить в кино; потом Катя пригласила меня к себе. Я сперва отказался, опасаясь встречи с ее отцом и бабкой. Но Катя все же уговорила меня. – Отец что? Работает? – поинтересовался я между прочим. – Угу, – кивнула Катя. – Работает. Пишет чего-то… – Охота ему целый день за столом сидеть?! – удивился я. – Пошел бы лучше в футбол погонял. Катя засмеялась. – Представляю своего папу играющим в футбол, – сказала она. Я тоже улыбнулся. – Зрелище, конечно, не для слабонервных. Катя шлепнула меня по голове. – Хватит! – Виноват. – Я протянул ей очередной орех. – Не хочу больше. Я пожал плечами и сам слопал орех. – А на инструменте ты играешь? – Кивнул я на рояль, стоявший рядом с диваном. – Занималась когда-то… – сказала Катя. – Ну, сыграй чего-нибудь, – попросил я. – Не хочется… – Сыграй, я спою… Катя заинтересовалась этим предложением и спросила: – Как я буду играть, если не знаю, что ты будешь петь? – Да мне все равно, какой мотив… Играй что-нибудь блатное. – Ладно… – Катя потянулась, встала, еще как-то вся изогнулась, как кошка после долгого сна, встряхнула головой и села на стул перед роялем. Я ногой подцепил другой стул и пододвинул его к себе. – Я буду стучать на нем, за ударника, – пояснил я. – Валяй стучи, – согласилась Катя. – Ну, давай… – Я даже не знаю… Давай лучше с тебя начнем… – Нет, нет, играй, а я потом вступлю… Катя вздохнула и ударила по клавишам. – Ну! – сказала она, сыграв вступление. – Это что-то не то. Мотив неподходящий. – Ну, я не знаю, какой тебе нужен. Ты сперва спой, а я подберу. – Как же я буду без музыки петь? – А так я не знаю, что играть… – Ладно, я сейчас напою тебе, а ты подыграй на фоно. – Я откашлялся, на минуту задумался, потом запел. Первый куплет пошел у меня как по маслу. Вот он:
Жил на свете козел, Не удав, не осел, Настоящий козел, С седой бородой! Ме-е!
Катя чуть не задохнулась от смеха… – Как это ты пел?! – покатывалась она. – Ме-е-е!.. Я остался доволен произведенным эффектом и сидел, ухмыляясь во весь рот. – Ну, давай дальше! – просила Катя. – Подожди, еще не придумал. Катя стала наигрывать на рояле довольно блатную мелодию. – Любил козел морковку, – завыл я, как ошпаренный. – Старый кретин любил cве-е-ежайшую морковку!.. Тут и Катя запела что было сил: – Бе-е, ме-е, бе-бе! Здесь я сам уже не мог сдержать смех, а Катю прямо-таки прорвало, и она продолжала срывающимся голосом:
– И любил он морковь, Не салат, не свеклу, А любил он морковь, Хау ду ю ду-ду!
– Бе-бе! Хряп-хряп! – поддержал я. |
