Ее ко мне приставили. Так можно сказать. Ну или, если выражаться более мягко, убедительно попросили.
Думаю, с помощью актрисы Мюллер захотел понаблюдать за мной прежде, чем встретиться лично. Посмотреть ее глазами на потенциального «друга» Третьего Рейха.
Возможно, сильно посвещать Чехову в подробности он не стал. Просто обозначил, мол, есть вот такой загадочный тип, надо с ним пообщаться, разговорить. Вдруг что-нибудь выскочит интересненькое. Все-таки приятные беседы с красивой женщиной вполне неплохо развязывают мужские языки. Тем более, я в глазах окружающих выгляжу молодым, нахрапистым и горячим.
Единственное, что радовало, Ольга явно не из тех особ, которые поступают каким-либо образом вопреки своим желаниям. То есть, в данном случае «просьба» Мюллера совпала с личным интересом актрисы. Не будь я ей симпатичен, уверен, она послала бы господина оберштурмбаннфюрера к чёртовой матери без малейших сомнений. И это, конечно, было приятно. Имею в виду, приятно нравится столь привлекательной даме.
Впрочем, на данный момент меня весь расклад устраивал. Я улыбался, кивал, ухаживал, делал комплименты, периодически смотрел влюблённым взглядом. Тем более, с Чеховой вообще не сложно изображать увлечённость. Она действительно хороша во всех смыслах слова.
Ну и конечно, я планировал завербовать Ольгу, как и было велено Панасычем. Чуть позже. Как говорится, всему свое время…
К тому же, сейчас меня гораздо сильнее волновал Клячин.
Чем больше я думал о его воскрешении, тем поганее становилось на душе. Не в плане моральных терзаний. Нет. Из-за нехороших подозрений и столь же нехорошего предчувствия.
Ладно, Шипко сбрехал. Черт с ним. Не сказал правды о Клячине. Возможно, из-за опасений, что я вместо дела ударюсь в личную месть. Панасыч ведь не в курсе, мне как-то все равно на факт участия Клячина в гибели прабабки. Хреново, конечно, звучит, но так и есть. Я её не знал. Для меня она — мать деда. Не моя. Мы, конечно, с дедулей окончательно стали одной личностью, но с ума я не сошёл. Его предыдущую жизнь со своей не путаю.
Однако сам факт бодрого здравия Николая Николаевича нервировал достаточно сильно. Он знает о тайнике Сергея Витцке. Он знает, что я знаю о тайнике. Мы оба знаем, что Клячин преследует свои цели. А они вряд ли изменились.
Думаю, дядю Колю по-прежнему интересует архив, в котором имеется компромат на первых лиц Советского Союза, включая Бекетова и Берию. А там, чем черт не шутит, может, и на самое главное лицо.
Я помню, как в одном из снов Сергей Витцке разговаривал с высоким худым человеком. Создателем то ли мелафона, то ли кселафона. С тем, кто привез документы. И мужик отчетливо упомянул некое завещание Ленина. В оригинале. Может, с личной подписью, не знаю. Может с отпечатками пальцев. Не важно. Главное — суть. Если оригинал завещания спрятали, там явно что-то интересное.
Ну и, конечно, бриллианты. Подозреваю, если камешки перевести в денежный эквивалент, Клячин сможет не только скрыться из-под бдительного ока чекистов, но и приобрести себе личный остров где-нибудь на Карибах, окружить его охраной и благополучно жить до старости. Можно сколько угодно рассуждать, мол, времена сейчас не те, советские граждане не продаются, бла-бла-бла. Хрен там. Всегда деньги решали многие вопросы. Разница заключается лишь в обозначенном ценнике и сложности реализации.
Просто, когда я думал обо всей ситуации с дядей Колей, во мне крепла определённая уверенность. Он сотрудничает с НКВД, да. Это факт. Выполняет прямые приказы. Иначе его бы тут не было. Делает вид, будто хочет искупить ошибку кровью. Да и потом, там ошибка — такое себе. Подумаешь, хотел угробить Панасыча и меня. Это всегда можно объяснить желанием уничтожить вражескую гидру. Сейчас время такое. Слова «диверсант» и «шпион» оправдывают многое. Но в отличие от чекистов, я понимал самое главное. |