— Туда ему и дорога, — процедил Шубник.

— Я тоже по нему не горюю, заслужил. Только нескольким милиционерам, начиная от дежурного КПЗ и заканчивая проверяющим по УВД в тот день, по выговору дали. За то, что не углядели за суицидником.

— Выговор не заразный, носить можно.

— Я тоже так думаю, — кивнул я. — Ну, а ты долго загорать тут собрался?

— А что? — насторожился Шубник.

— На работу пора выходить…

Больной тяжело вздохнул и горестно почесал шею под воротом больничной пижамы.

— Курсант, не напоминай, а… Вот, как вспомню, что опять в закутке «Дома быта» сидеть и ключики точить, как жуку какому-то, так снова хочется словить пулю, чтобы подольше на больничном проваляться.

— Да не на ту работу выходить надо, — я хитро прищурился, чуть выжидая, — на другую.

— На какую еще другую? — крякнул Медведев.

— В общем, расклад такой — Булкин тут договорился с нужными людьми, тебя в школу берут.

— Меня⁈ В школу? — Шубник часто заморгал.

— Ну, да, ты сам же хотел там работать, помнишь, говорил мне?

— Конечно, хотел, только ж я судимый. Как меня возьмут?

— Судимость погашена, да и говорю же, начальник УВД подсуетился. Место тебе нашел.

— Кем? Физруком? — голос Медведева дрогнул, он потер глаза.

— Пока нет. Завхозом, ну а там — как себя покажешь. Как с коллективом сработаешься, глядишь, и в физруки возьмут. Диплом-то не потерял еще свой педагогический?

— Андрюха! Спасибо, — выдохнул Медведев, я со смущением заметил, что у него даже голос немного подсел. — Спасибо!

Он протянул широкую ладонь. Я пожал ее, а Шубник тряс и тряс мою руку, не останавливаясь. Зашмыгал вдруг носом, пряча глаза. Никогда я его не видел таким счастливым.

* * *

— Ли-иза!!! Любимая! — блажил Быков, чуть покачиваясь на богатырских, но сейчас нетвердых ногах, и задрав голову, целя взглядом на второй этаж роддома. — Это я! Эй!!! Ли-из!

— Тише ты! — дернул я за рукав нетрезвого друга. — Всех новорожденных перепугаешь! До колик!

— Не, ну а че она? Где она⁈ — Антоха отмахнулся от меня букетом. Цветы в такое заведение, конечно, не передать — не стерильно. Но отговорить покупать розы я Тоху не смог. Сейчас цветы ни к чему, не выписка же еще. Да и на выписку не особо было принято в восемьдесят шестом с цветами в роддом заявляться.

Антон сунул два пальца в рот и уже собирался изобразить Соловья-разбойника, но окошко над нами распахнулось, и в проеме показалась Тохина жена — Лиза. Я даже не сразу узнал ее — без косметики, в казенном халате с хвостом вместо прически. Не такая, как когда мы по бережку гуляли, а я пытался Зинченко подловить, пока они в речке плескались. Вид у молодой мамы был замученный, но счастливый.

— Антоша! — сначала расплылась она в улыбке, а потом нахмурилась.