Первые прибывшие на работу разбудили меня.
Я растолкал Погодина. Тот никак не хотел открывать глаза и что-то неразборчиво бубнил. Из всех слов я понял только ”мама” и “посплю еще”.
Я набрал в кружку немного холодной воды и плеснул на спящую морду. Погодин подскочил, как пружинка. Сидел на диване и ошалело крутил головой.
— Доброе утро, Федя. Просыпайся, нас ждут великие дела. Сейчас чайник поставлю и печеньки похрумкаем. Завтрак так себе, но лучше, чем ничего.
— Ага, — заморгал Погодин. — Блин, мне сон приснился, что я в ледяную прорубь провалился. А почему у меня лицо мокрое?
— Это, Федя, называется — сон в руку. Вставай. Похоже, что Олега так и не нашли… Совсем плохо дело.
Не успели мы допить чай, как в лабораторию вошел Паутов:
— Андрей, ты уже на работе? Рано ты сегодня. Там товарищи из Москвы прибыли. Следователь из генпрокуратуры, три опера с Петровки и психолог из НИИ МВД СССР.
— Психолог? — удивился я. — А он кому мозги вправлять собрался?
— Его стезя — криминалистическая психология. Ноу хау. У нас в Союзе еще не прижилось.
— Психология — вещь нужная, — кивнул я. — Аристарх Бенедиктович, можно я с Федей на фабрику с утра смотаюсь? Он сильно просит. Туда, где Зверева работала, я же там всех почти знаю, помогу ему информацию нарыть. Да, Федя?
— Да-да, Аристарх Бенедиктович. Петров мне как проводник нужен. Сегодня новая смена заступает, их тоже поспрашивать нужно.
— Я не против, только Андрея вызывает следователь генпрокуратуры.
— Зачем? — опешил я.
— До него дошли слухи, что ты знаком был с убитыми Зверевой и Роговой. Хочет лично с тобой поговорить.
— Когда?
— Прямо сейчас, просили меня тебя к ним отправить, когда на работу придешь. В восьмом кабинете они заседают. Уже с шести утра как.
— Понял, схожу поговорю, — я встал и пошел к выходу.
— Андрей, — остановил меня Паутов, положив руку на плечо. — Ты точно ничего не скрываешь?
— Аристарх Бенедиктович, если бы я их убил, вы бы меня давно раскусили. Так?
Паутов отвернулся, пряча смущение. Ему стало вдруг неудобно за высказанное подозрение:
— Иди, Андрей, и следи за тем, что говорить будешь. Лишнего не сболтни.
И посмотрел на меня так, будто меня нужно было спасать.
— Мне нечего скрывать, Аристарх Бенедиктович.
— Даже если так. Вернее, я знаю, что это так. Но… Сам понимаешь. Слова по-разному повернуть можно.
— Понимаю.
* * *
Я постучался в дверь восьмого кабинета. Непривычно так делать. Всегда “открывал его с ноги”.
— Войдите! — раздался сильный, но немного сиплый голос.
Я потянул ручку и вошел. Вместо облезлого стола Погодина в кабинете красовался широкий, совсем новенький стол с полировкой под красное дерево. За ним восседал мужчина в синей прокурорской форме с золотистыми петлицами. На каждой по три “майорских” звезды в ряд. Старший советник юстиции, по-нашему полковник. Мужик для такой должности и звания казался слишком молодым. Лет тридцать пять, не больше. Взгляд тяжелый, лицо проницательное и немного отталкивающее. Неприятный тип. Высоко на лбу намечаются залысины. “Полковник” пытается их скрыть, прилизывая на бок вьющиеся пепельного цвета волосы.
За вторым столом (где раньше сидел напарник Феди, который еще так и не вышел с больничного) расположилась дама лет тридцати утонченной наружности. Этакая обнищавшая княгиня. Обнищавшая, потому что одета довольно лаконично. Мышиного цвета юбка и белая блузка под горлышко, с длинным рукавом. Каштановые волосы заплетены в барашек на затылке. |