Шум поднялся такой, будто на бывшем Черкизовском драка приключилось между горными народами и представителями степей. Кто-то заверещал, чтобы милицию вызвали. Что за такие картинки (не все поняли, что это видеокассеты) раньше к стенке ставили. Но милиция уже тут как тут.

— Позвольте пройти, товарищи, — участковый Осинкин поспешил на шум и протискивался к злополучному комоду. — Что тут случилось? И потоп, и грабеж?

— Это не мое! — заверещал Зинченко.

Глава 9

— Как же не ваше?! — заорали добрые соседи. — Смотрите, сколько в несчастный комод непристойности было напихано. Содом и Гоморра прямо в предмете мебели такого уважаемого человека. Как вам не стыдно? А еще очки носите!

— Позвольте ваши документы, гражданин хозяин квартиры, — потребовал Осинкин, притворившись, что не узнал номенклатурщика.

— Да какие документы? — замахал тот руками, словно ветряная мельница. — Да меня каждый пес в этом городе знает и без всяких документов.

— Стало быть, я не пес, раз вас не знаю, — невозмутимо ответил участковый, — а представитель органов. Попрошу документики все-таки предъявить.

— Черт знает что! — фыркнул Зинченко и приволок паспорт.

Осинкин с важным видом неторопливо раскрыл книжицу, перевел несколько раз взгляд на партийца и обратно в фотоморду, будто сверяя и не веря своим глазам.

— Тю-у… — укоризненно покачал головой участковый. — Что же вы, товарищ Зинченко, при должности такой высокой низко так пали и морально разлагаться начали. Какой пример вы подаете молодым коммунистам и прочим комсомольцам? Не имею я полномочий оформлять вас за это, лишь беседу профилактическую могу провести.

— Как – беседу?! И все! — добрые соседи взяли правосудие в свои руки. — Да вы посмотрите, товарищ участковый инспектор, куда мир катится! Если уже высшие чины в похоти и разврате погрязли, что же с народом простым будет вскорости? Никаких бесед! К ногтю гада! К ответу его!

— Поймите, граждане! — Осинкин прижал правую ладонь к сердцу. — Руки у милиции связаны. Не дано нам прав таких, чтобы уважаемых людей к ответу призывать. Это же надо сообщить сначала, ну, куда надо. Одобрение получить, а потом уже протоколы писать и допросы учинять.

— А вот мы сейчас и сообщим куда надо! — прокричала та самая тетя с лицом учительницы. — Да у меня муж в КГБ работает! Где здесь телефон?

— А у меня брат в горкоме, — выкрикнул кто-то еще и тоже поспешил звонить.

Дом, где проживал Зинченко, оказался совсем не простым. Для той эпохи, можно сказать, элитным. И граждане здесь обосновались соответствующие. Семьи управленцев, номенклатурщиков или того хуже — КГБ-шников – на каждой лестничной площадке. Вот и вышло, что у каждого нашлись родственники или знакомые, которые могли об инциденте сообщить “куда надо”.

— Вот видите, товарищ Зинченко, — виновато пожал плечами Осинкин, — ничего не могу поделать. Вынужден, так сказать, отреагировать на заявление общественности и задокументировать наличие в вашей квартире продукции аморального содержания. Граждане, кто будет понятыми? Нет, больше не надо, два человека всего нужны.

***

Зинченко из партии, конечно, исключили как гражданина, не соответствующего “Кодексу строителя коммунизма”. В горкоме пытались поначалу это дело замять, но общественность всколыхнулась, как жижа в ассенизаторской цистерне, когда машину на кочках болтает. Процедура исключения из партии не быстрая, вдумчивая, много бумажек собрать надо всяких, но дело до Москвы докатилось, и оттуда распоряжение спустили, сделать все по-быстренькому, чтобы не мусолить неприглядность эту.