Тут в аудиторию заходит методист.

— Вениамин Карпович, — обратился он к преподавателю. — Извините, что прерываю, тут нужны ваши подписи. Срочно.

— Да, конечно, — Зверьков демонстративно берет ведомости, ставит в них закорючки, а мне кивает:

— Вы продолжайте, продолжайте.

А сам начинает перебрасываться дежурными фразами с методистом. Вот, сука! Тогда я прибавляю громкости.

Препод продолжает шумно перелистывать ведомости, тыкает в строки пальцем, что-то спрашивает методиста. Из-за собственного голоса я не слышу.

Методисту уже становится неудобно передо мной.

— Может, я попозже зайду? — спрашивает он Зверькова. — Или потом сами зайдете в методкабинет.

— Нет, что вы?! — восклицает Зверек еще громче меня и машет перед моим лицом кривыми ручками. — Я сейчас все подпишу. Подождите минуту.

Был бы я студенткой-отличницей, на меня это могло бы подействовать. Но на меня и не такими руками махали. Продолжаю рассказывать, добавив в голос издевательской монотонности. Смотрю, курсанты уже приноровились ко мне и записывают не спеша.

А вот методист уже несколько раз порывался уйти. Но Зверек в папку с ведомостями вцепился крепко. Как кот в мышь. Методист вежливо пытался ее отнять и смыться, но проиграл схватку за бумаги. Зверьков чуть ли не распластался на них, и делал вид, что внимательно их изучает, периодически хмыкая и восклицая:

— Интересно! Ой, простите! Я не там подпись поставил. А где нужно было? Здесь? Или здесь?

— Ничего страшного, Вениамин Карпович, — уже раздраженно, но чтобы не мешать мне, вполголоса отвечает методист. — Я все поправлю. Вы вот здесь просто распишитесь, и я пойду уже.

Думаю, по хрипотце в моем голосе он догадывается, что этот экзамен уже стал для меня бесконечным Сизифовым восхождением.

— Здесь? — Зверьков же в ответ медленно проводит пальцем по графам, будто бы сверяя нужные строки, но подписывать не торопится. Берет опять кружку с чаем и начинает шумно прихлебывать.

В это время методист, улучив момент, подхватывает бумажки и спешно выходит из кабинета, бросая на ходу:

— Не забудьте зайти сегодня в методкабинет, вы не везде еще расписались.

В его голосе уже нет учтивости, а сквозит еле сдерживаемое раздражение.

Я закончил отвечать. Держусь эффектно, откинувшись на спинку стула. Нога на ногу. Лицо невозмутимое, будто я балет по телеку смотрю, а не экзамен полтора часа кряду отвечаю.

Зверькова передернуло, но он быстро взял себя в руки. Попробовал еще погонять меня по предмету. Задал еще дурацкий вопрос.

— Это же я уже рассказывал, — ответил я, состряпав недоуменный вид. — Еще раз повторить?

— Нет, не надо, — поморщился тот и сказал. — Назовите основные принципы уголовного судопроизводства.

— И это я вам рассказывал, — в этот раз я соврал, нащупал слабое место Зверька. Он теперь не знает, что пропустил в моих ответах, пока пытался сбить меня.

Тогда препод выудил из своего арсенала каверзный вопрос, стоящий на стыке уголовного права и других наук, чуть ли не хиромантии. Явно не по программе.

Я замолчал. У Зверькова торжествующе блеснули глазки. Невдомек ему, что паузу я специально сделал. Типа раздумывал. Но это для него вопрос кажется каверзным. А я все-таки историк по образованию. И рассуждать о “высших материях” и молекулах бытия обучен. Правда, с первого моего студенчества много воды утекло, но я ещё и любил на историко-публицистические темы передачки разные смотреть по телевизору.