|
Причем вручал ее тебе сам второй секретарь горкома – прямо в больнице. Журналисты про тебя раструбили во всех газетах, а мне потом из Минздрава постоянно названивали, голову грели и носом тыкали в твое лечение. Спрашивали, как там герой выздоравливает, который валютчиков задержал. Все ли ему хватает? – Мытько ехидно изобразил заботливый тон. – Естественно, после газетчиков проверки ко мне зачастили. Я как под лупой находился. Глядя на тебя, некоторые врачи совсем распоясались и жаловаться на меня стали проверяющим. Те бросились копать и, конечно, нарыли на меня огрехи прошлых лет. А у кого их не бывает? Нет идеальных людей, тем более при должности. В итоге меня попросили по собственному. К тому же, как сейчас помню, в катране это ведь ты был тогда? Я сделал вид, что не узнал тебя. Ты еще обвинил заведение в жульничестве. Мне в тот вечер везло, банк сорвал. Но после бучи, что ты поднял — как бабка отшептала. Будто прокляли мою удачу. В пух и прах в тот вечер проигрался. Остался я без денег и без должности по твоей милости. Ушел по собственному и пристроился хирургом на прием в поликлинике. Думал, тихо и спокойно до пенсии досижу. Так ведь нет! Опять ты появился. Якобы медкомиссию тебе пройти надо было для поступления в школу милиции. И снова у меня начались неприятности после твоего ухода. Медкарты моих пациентов руководство стало вдруг дотошно проверять. Будто настучал им кто-то, что я необоснованно больничные продлеваю. Не знаешь, кто бы это мог быть? — Мытько уставился на меня с претензией, он реально думал, что это я его слил, и распалялся все больше. — И снова меня попросили другое место искать себе. Думаешь, это легко? И вот теперь я при морге. Хоть туда взяли, потому что переподготовку сумел пройти, а так бы в школу, наверное, пошел, биологию преподавать. Хорошая у меня карьера для блестящего хирурга, нечего сказать. Только выдохну – опять ты нарисовался. Раненый. По закону я обязан сообщить о криминальном ранении в милицию. Твой дружок мне денег дал за конфиденциальность, я согласился помочь, только чувствую, что поторопился.
Мытько угрожающе помолчал. — За такой риск, учитывая, что пациент — это ты, Петров, нужно было раза в три больше просить, а лучше вообще не связываться. — Ну, Павел Алексеевич, вы конечно загнули… Нет у нас столько денег. Но вы уже видели меня и в курсе дела, поэтому теперь вас придется убрать… — Как – убрать? — Мытько попятился назад, но за спиной у него выросла крепкая фигура шубника. — Не надо меня убирать. Я все сделаю… — Отлично, Павел Алексеевич, тогда все-таки остановимся на ранее оговоренной сумме. Если сделаете все на пять с плюсом, то после выздоровления, так и быть, “выпишу” вам еще премию в размере половины сегодняшнего вознаграждения. Идет? Мытько сначала скривился, но, услышав про “премию”, поменялся в лице, хмыкнул и деловито взялся за работу. Извлек из пухлого коричневого портфеля бумажные свертки, расстелил на журнальном столике многослойный фрагмент стерильной марли и стал раскладывать там свои хохоряшки. — Ого, — присвистнул я, глядя на то, какую “площадку” себе готовил бывший хирург. — Серьезно вы подготовились. Я думал, йодом помажете, поплюете и забинтуете, да и все, — лукавил я, чтобы завуалированно похвалить хирурга. Хотелось его немного мотивировать. Все-таки от качества его работы сейчас зависит судьба моей правой руки, а возможно, и жизни. — Йод, — поморщился Павел Алексеевич, — это исключительно наружный антисептик! Им нельзя промывать раны, будет химический ожог. Для раневого канала важно, чтобы там не было застоя, кровь и продукты лизиса должны вытекать. Поэтому повязки придется менять каждый день. Дренаж поставлю. Я напишу список, что завтра в аптеке купить. Антибиотики пропить нужно будет. А сейчас проведем небольшую операцию. |
