Подошел ближе. Это был мужчина. Я потрогал его бездыханное тело носком ботинка. Оно оказалось твердым как камень. Замороженный.

— Посвети на морду, — кивнул я капитану.

Тот навел луч на голову. Жуткая картина, может быть, даже еще хуже, чем то, что мы видели в лесу. Лицо погибшего заиндевело, черты застыли в бледной посмертной маске с инеем, налипшим на брови и ресницы. Я сразу узнал его.

— Твою мать, — дернул лучом чекист. — Это же… Коровин?

— Он самый…

— Что за чертовщина? Его пробила совесть, и он сам себя заморозил?

— У социопатов нет совести. Никакое это не самоубийство, капитан. Его убил Холодильщик. Но перед этим подставил, подкинув в общагу куртку и ботинки.

Меня уже здорово пробирало, и хотелось бы мне быть уверенным, что это только от холода.

— Зачем такие сложности в способе убийства? — недоумевал Лаврентьев. — Мог бы просто его прикопать в леске.

Конечно, он-то до сегодняшнего дня был занят другим делом. Я же ответил уверено, будто успел проконсультироваться со Светой (впрочем, это хорошо, что ее в этом жутком склепе не было):

— Замораживать у него — некий ритуал, скорее всего. Да и надежнее труп спрятать в своем логове, в лесу-то зверье могилу может разрыть. А так все будут думать, что Коровин и есть убийца, и искать его.

Мне хотелось сказать, что для нас это может означать только одно — что нам придется искать душегуба с чистого листа, но этого я не успел.

Сверху заскрежетал металл. Бух! Лист железа ударился о проем и перекрыл над нами лаз, отрезав нас от внешнего мира.

— Бл*дь! — ГБшник светанул лучом фонарика вверх, вычертив накрывший нас люк. — Валера! Твою мать! Ты что творишь?

Я взобрался по лестнице со скоростью шимпанзе. Лаврентьев высвечивал мне путь. Я толкнул люк. Но легкий до этого лист железа сейчас будто прирос к куполу погреба.

— Он чем-то придавил тяжелым! — крикнул я, налегая плечом на препятствие.

Ухо чуть не прилипло к ледяному металлу. Хрен. Не сдвинуть.

— Нужно отключить холодильную установку, пока мы тут кони не двинули!

Я спешно спустился, а чекист уже искал источник холода. Какие-то трубки под потолком, ребристые конструкции и прочая непонятная инженерная хрень. Как будто мы оказались в стылой утробе техно-дьявола.

— Стреляй по чертовым трубкам!

— Нельзя! — чекист водил стволом по верху. — Хладагент может быть ядовит.

Бах! Бах! — я выстрелил по люку. В конце концов, лист был не такой уж толстый

Высеченные искорки мелькнули и погасли. Металл пуля пробила, а что толку?

— Давай вдвоем! — скомандовал чекист и полез на лестницу.

Я последовал за ним. Наверху еле разместились ним на одном уровне. Неудобно давить на люк. Одному сподручнее получается.

— Спустись ниже, — сказал я. — И толкай меня в спину.

Считая на раз-два, я вновь надавил плечом на препятствие. Массивный «батюшка» пыхтел и подталкивал меня вверх. Люк чуть поддался и сдвинулся с места. Приоткрылась щель. Я отлип от холодной железяки, переводя дух. Ухо, кажется, отодралось от нее с мясом.

— Немного съехал в сторону, — пропыхтел я. — Нужно повторить.

Самого пробрал колотун. Долго мы тут не протянем. Не знаю, сколько здесь градусов, но в холодильнике явно теплее.

Повторили подход и сдвинули крышку еще сантиметров на пять. Медленно, но верно.

— Дай я попробую, — сказал Лаврентьев. — У меня туша массивнее.

Поменялись местами. Я уперся в лопатки напарника, а тот с медвежьим ревом даванул на люк.