Он не мог ударить Хурадо в живот – не только потому, что Хурадо был предводителем Гремучих змей, причина крылась глубже, на более инстинктивном уровне. Когда мальчишкой Вэнс жил с матерью в Эль Пасо, ему приходилось ходить из начальной школы через пыльный, жаркий, грязный Кортес-парк. Мать Вэнса днем работала в прачечной, их дом был всего в четырех кварталах от школы, но для него это путешествие превратилось в сплошную нервотрепку, в поход через жестокую ничейную землю. В Кортес-парке околачивались мальчишки-мексиканцы, и с ними – здоровый восьмиклассник Луис, у которого были такие же черные непроницаемые глаза, как у Рика Хурадо. Эдди Вэнс был жирным и медлительным, а дети-мексиканцы бегали, как пантеры, и наступил ужасный день, когда они окружили его, галдя и крича, а когда он заплакал, стало только хуже. Они швырнули его на землю и раскидали учебники. Другие ребята-гринго смотрели на это, но были слишком напуганы, чтобы вмешаться, и тот, которого звали Луис, потащил с Вэнса штаны – прямо с попки, с ног сопротивляющегося мальчугана, а остальные держали, пока Луис не стащил с Эдди трусы. Их напялили Вэнсу на голову, как надевают торбу с овсом лошади, и пока полуголый толстый мальчишка бежал домой, мексиканские ребята визжали от смеха, издевательски крича: «Бурро! Бурро! Бурро!»
С тех пор Эдди Вэнс делал по дороге домой больше мили крюку, чтобы не заходить в Кортес-парк, и мысленно тысячу раз убил того мальчишку-мексиканца, Луиса. И вот Луис появился опять, только теперь его звали Рик Хурадо. Теперь он стал старше, лучше говорил по английски, и, несомненно, много лучше соображал – но, хотя приближался пятьдесят четвертый день рождения Вэнса, толстый мальчишка внутри шерифа узнал бы эти хитрые глаза где угодно. Это был Луис, он самый; он просто надел другое лицо.
Истина заключалась в том, что Вэнс ни разу не встретил мексиканца, который бы так или иначе не напомнил ему мальчишек, издевавшихся над ним в Кортес-парке почти сорок лет назад.
– Чего уставился, дядя? – бросил Рик вызов. – У меня что, вторая башка выросла?
Оцепенение шерифа сломалось. На него накатила ярость.
– Ах ты засранец моченый, я тебе сейчас и первую оторву!
– Ни хрена. – Но паренек напрягся всем телом, готовый удрать или драться.
«Наплюй!» – предостерег себя Вэнс. К таким неприятностям он не был готов – только не здесь, не в центре Окраины. Он быстро надел очки и хрустнул пальцами.
– Твои ребята таскаются после захода солнца в Инферно. Так не пойдет, Рики.
– Последнее, что я слышал – тут свободная страна.
– Свободная для американцев. – Хотя Вэнс знал, что Хурадо родился в Инферно, в клинике на Селеста-стрит, то, что отец и мать парня были вне закона, тоже не было для него секретом. – Ты позволяешь своей шайке панков…
– Гремучие змеи – не шайка, дядя. Это клуб.
– Конечно-конечно. Ты позволяешь своему клубу панков, как стемнеет, ходить на тот берег. Будут неприятности. Я этого не потерплю. Я не желаю, чтобы всякие Гремучки ходили вечером через мост. Я понятно…
– Дерьмо! – перебил Рик. Он сердито махнул рукой в сторону Инферно. – Как насчет Щепов, дядя? Они хозяева в этом долбаном городе, так, что ли?
– Нет. Но твои ребята нарываются на драку, показываясь там, где их быть не должно. Я хочу, чтобы это прекратилось.
– Прекратится, – сказал Рик. – Когда Щепы перестанут наезжать сюда, бить людям окна и размалевывать краской их машины. Они устраивают на моих улицах черт-те что, а нам нельзя даже мост перейти без того, чтоб не получить трепку! Как насчет пожара? Как вышло, что Локетта еще не посадили?
– А так, что нет никаких доказательств, что поджег кто-то из Отщепенцев. Мы нашли только несколько кусков жженой тряпки.
– Дядя, ты знаешь, что подожгли они! – Рик с отвращением покачал головой. |