Дракониха головы не подняла, смотрела пристально громадными злыми глазами. Иггельд подхватил черненького жалобного дракончика, сделал три быстрых шага и приложил к сосцам матери.

    Высоко вверху кто-то сдавленно ахнул. Иггельд держал черненького, приговаривал умоляюще:

    – Ешь!.. Ну ешь же!.. Не умирай, ешь!..

    Совсем ослабевший дракончик наконец захватил уже белыми бескровными губами сосок. Иггельд освободил одну руку, слегка прижал теплое вымя. Густое молоко пошло дракончику в рот, фыркнул, закашлялся, вяло мотнул головой. Глаза вытаращились, слабо махал передними лапками, стараясь высвободиться.

    – Ешь, – говорил Иггельд, едва не плача. – Ешь, вот молоко.., Ешь!.. Ешь, мой чернышик, чернушик, чернышонок… Я не хочу, чтобы ты умирал!

    Дракониха повернула голову, глаза грозно сверкнули. Дыхание стало громче, почти сделала попытку приподняться и достать дерзкого зубами, но вздохнула и опустила голову на камни. Плотные веки опустились, глаза погасли.

    Наверху голоса стали громче, но Иггельд не поднимал головы, черненький дракончик начал хоть и слабо, но чмокать сам. Остальных Иггельд отпихивал растопыренными пальцами, больно бойкие, перебьетесь, и так уже как быки, топчете моего чернышика, моего чернулика, самого жалобного дракончика на свете…

    Черныш налопался так, что заснул, не выпуская соска из порозовевшей пасти. Лапки дергались, словно полз к теплому боку.

    Иггельд потихоньку оставил его там, попятился, только возле корзины повернулся, переступил через борт, но прикоснуться к колесу не успел, корзина сама пошла вверх с большой скоростью. Когда поравнялась с краем, увидел, что за ручку бешено крутит Ратша, а у борта застыли: Апоница, престарелый Якун и молодой энергичный наездник Шварн. Смотрят выпученными глазами.

    Апоница покачал головой, из узкой груди вырвался тяжелый вздох.

    – Фу-у… ты рехнулся, малыш!.. Это же зверь, а в такой период на всех бросается!.. Вон Якун по ней как угодно топчется, метлой уши чистит, и то сейчас близко не подходит!.. А ты?

    Ратша закрепил ручку, глаза сердито поблескивали, но на Иггельда посматривал с некоторым уважением.

    – Как он, а? – сказал почти весело. – Подбежал так это по-хозяйски! Мол, отодвинься, дура.

    Апоница сказал строго:

    – Еще раз сотворишь подобное – больше с драконами не общаться!

    Иггельд взмолился:

    – Но я же знал, что не тронет!

    – Откуда знал?

    Иггельд растерянно переступил с ноги на ногу, развел руками. Неожиданно старый и рассудительный Якун сказал неторопливо:

    – Апоня, остынь… Он, конечно, рисковал, не спорю. Ты, Иггельд, больше так не делай, понял?.. А не тронула потому, что сам еще… щенок. Любого из нас сразу бы в клочья. И сожрала бы, как… как мясо. А он… гм… от него самого еще материнском молоком пахнет. Не сочла, что вот такое мелкое – угроза. Наверное, и его бы накормила!

    Он захохотал, довольный шуткой, Иггельд побагровел от обиды, Апоница покачал головой.

    – А что, все может быть. До сего дня за драконами ухаживали только взрослые.

    Якун перестал хохотать, сказал серьезно:

    – Это значит, что с помощью мальца можно начинать заниматься молодым выводком намного раньше.