– Он же совсем ребенок, – сказал торопливо Иггельд.

    – Да?.. Ну, этот ребенок когда-то вырастет…

    С каждым словом див произносил слова все отчетливее, Иггельду даже почудилось, что и во взгляде исподлобья появляется больше от человека, вытесняя звериное.

    – Он таким и останется, – сказал Иггельд уже почти без страха. – В смысле, недрачливым. А это просто хорохорится. Драться он не любит. Ну мы пойдем, хорошо?

    Див буркнул:

    – Да ладно, отдохните еще. Его ж трясет…

    Он поднялся во весь громадный рост, настоящая скала из костей и тугого мяса, рука подняла дубину – ствол столетнего дуба, сердце Иггельда остановилось, но див забросил дубину на плечо, повернулся и неторопливо двинулся по ущелью.

    Черныш отдышался, Иггельд занял место на загривке, за спиной знакомо зашелестело, он оглянулся на медленно распускающиеся крылья, толчок едва не свернул шею: Черныш понесся быстрыми прыжками, с силой оттолкнулся и расправил крылья во всю ширь.

    Тугие струи воздуха поддерживали, передавали из одних гигантских ладоней в другие ладони, покачивая по пути, Черныш некоторое время шел по ущелью, показывая, что никого здесь не боится: ни дивов, ни страшных застывших скал, похожих на злых зверей, сам грозно храпел и пробовал выпускать огонь из пасти, но пока что выплескивался просто горячий воздух.

    Потом Иггельд издали рассмотрел темный шар воздуха на выходе из ущелья, заставил Черныша спуститься до самой земли, поднырнули, польстив самолюбию могущественного демона вихрей Черныш что-то ощутил, но Иггельд разговаривал с ним громко и все время отдавал команды, которые выполнять Чернышу самому интересно, и так они вылетели на простор. Иггельд перевел дыхание, а Черныш уже радостно завизжал: крупное стадо туров неспешно двигается к лесу.

    – Можно, – сказал Иггельд. – Если дотащишь до нашей пещеры, то завалим даже двух.

    Дотащу, заорал Черныш молча, он повернул и часто-часто заработал крыльями.

    * * *

    Апоница прибыл усталый, через узкое место опять переносил вьюки на себе, молча сложил перед пещерой, на благодарности отмахнулся: не от себя, дракозники собрали, жалеют, а сам трижды обошел вокруг дракона. Брови его поднимались все выше. Иггельд перехватил недоумевающий взгляд старшего смотрителя, но Апоница ничего не сказал. Лишь когда отошли в сторону, Апоница спросил напряженно:

    – Я вообще не понимаю, как будешь управляться с ним дальше. Сейчас – да, вы оба все еще два щенка. Два игривых беспечных щенка-балбеса. Для вас самое серьезное занятие – ловить собственный хвост. Но твой дракон взрослеет! А это все-таки дракон, дорогой Иггельд. Не кошечка, что с человеком не справится, потому и не задирается.

    Иггельд пробормотал:

    – У меня другие методы.

    – Да знаю твои методы! Они действуют… пока еще. Но дальше? Самое надежное – вбитый штырь. Боль – это рычаг, которым заставляешь подчиняться любого сильного и хищного зверя. Можно, конечно, использовать систему веревок, ведь со штырем уже опоздали, но веревки… гм… сложно и ненадежно. В полете трудно рассчитать, с какой силой какую надо потянуть, за какую дернуть, а какой дать провиснуть.

    Иггельд помялся, лицо было смущенным. Апоница смотрел требовательно, Иггельд сказал наконец:

    – Я исходил из того, что мы – друзья. Друзьям не требуются шпоры или хлыст.