– Я невиновен, – сказал он, многозначительно глядя на сестру.

– Ты чуть не стал жареным невиновным. С хрустящей корочкой, – злобно огрызнулась Кит, но убрала меч назад в ножны. – Иди к нему тогда. И на этот раз не жди, что я тебя спасу.

Но шериф пришел с извинениями. Он неуклюже и неохотно попросил прощения у Рейстлина – оказалось, что та молодая жрица признала, что видела Рейстлина вместе с его братом в коридоре в тот момент, когда в покоях Джудит совершалось убийство. Она не сказала правды раньше, потому что, по ее словам, она ненавидела колдуна за то, что он сделал, чтобы разоблачить Бельзора. Теперь она ужасалась злодеяниям Высокого Жреца и не желала иметь с ним ничего общего.

– Что с ней сделают? – спросил Карамон, беспокоясь.

– Ничего, – пожал плечами шериф. – Молодые жрецы были, как и все мы, полностью одурачены убитой женщиной и ее мужем. Они переживут. Мы все переживем, я думаю.

Он замолчал, прищурился, взглянул на солнце, только поднимавшееся из–за деревьев, затем сказал, не глядя ни на кого:

– Мы в Гавани не сильно жалуем магов. Лемюэль – это особый случай. Он безобиден. Мы не возражаем против его присутствия. Но нам больше никого здесь не нужно.

– Ему следовало сказать тебе спасибо, – озадаченно и обиженно заметил Карамон, когда шериф ушел.

– За что? – с горькой улыбкой спросил Рейстлин. – За то, что я испортил его карьеру? Если шериф понятия не имел о том, что Джудит и бельзориты были мошенниками, то он величайший дурак во всей Абанасинии. Если он знал, то ему, несомненно, платили за то, чтобы он их не трогал. В любом случае, с ним все кончено. Дай–ка мне лучше положить немного этой мази на твои ожоги, братец. Тебе, должно быть, очень больно.

Как только Рейстлин закончил с лечением Карамона, очистив ожоги и намазав их лечебным составом, он предоставил другим упаковывать вещи, а сам пошел лечь в повозке. Он был совершенно измучен и устал так, что чувствовал себя больным. Он как раз собирался забраться в повозку, когда незнакомец, одетый в коричневый балахон, подошел к нему.

Рейстлин повернулся к нему спиной, надеясь, что человек поймет намек и уйдет. Мужчина выглядел как жрец или священник, а Рейстлин насмотрелся на жрецов по гроб жизни.

– Уделите мне всего минуту, молодой человек, – сказал незнакомец, трогая Рейстлина за рукав. – Я знаю, что у вас был тяжелый день. Я хотел бы поблагодарить вас за низвержение ложного бога Бельзора. Мои последователи и я сам в вечном долгу у вас.

Рейстлин хмыкнул, вырвал рукав из руки человека и залез в повозку. Тот ухватился за борт повозки и перегнулся через него.

– Я Хедерик, Высокий Теократ, – важно объявил он. – Я представляю новый религиозный орден. Теперь, когда бельзориты–обманщики выдворены из Гавани, мы надеемся обосноваться здесь. Мы известны как Искатели, ибо мы ищем истинных богов.

– В таком случае, я от всей души желаю вам найти их, сэр, – сказал Рейстлин.

– Мы уверены, что это случится! – Мужчина явно не уловил сарказма в словах Рейстлина. – Возможно, вам будет интересно…

Рейстлину не было интересно. В одном углу повозки лежали сложенные шатры и свернутые постели. Взяв одно из одеял, он расстелил его поверх шатерной ткани и лег.

Клирик еще стоял возле повозки, разглагольствуя о своих богах. Рейстлин не выдержал, накинул капюшон, закрывая лицо, после чего жрец удалился. Рейстлин больше не думал о нем, а вскоре и вовсе забыл о встрече.

Лежа в повозке, Рейстлин пытался уснуть. Каждый раз, как только он закрывал глаза, то видел пламя, ощущал жар, чувствовал дым и просыпался, дрожа от ужаса.

Он с пугающей ясностью помнил ощущение беспомощности. Положив ладонь на рукоять своего нового кинжала, он обхватил ее, провел пальцем по клинку, холодному, острому, несущему в себе уверенность.