Вот когда столкнемся с противником в поле, ну, вот тогда пропадет всякий порядок. Но и тогда я намерен держать клинков под контролем, сколько смогу и, при удаче, чуть дольше , чем сумеет командир врага. Тогда мы победим. Такова истина войны. Сторона более хладнокровная - сторона побеждающая.
- Значит, как и в любом споре.
Он улыбнулся ей: - Именно так, заложница. Вы правы, смотря на войну в таком разрезе. Любая битва - спор. Даже язык общий. Мы держим позиции. Сдаемся. Отступаем. Можете найти это в любой стычке мужа с женой, матери с дочерью. И это должно намекнуть вам еще на кое-что.
Она кивнула. - Победой часто хвалятся, но поражения никто не признает.
- Ошибкой было бы сомневаться в вашем уме.
- Если во мне и есть много ума, капитан, он не дает много силы. - Она осеклась. - Моя жизнь измеряется проигранными спорами.
- Так можно сказать про любого из нас, - отозвался Айвис.
- Но не про нынешний спор. Капитан, вернитесь домой без ущерба.
Подняв глаза и взглянув на него, Сендалат ощутила что-то смутное. Как будто нечто проскочило между ними. Она должна была застесняться, но не застеснялась - и протянула руку, коснувшись его руки.
Глаза мужчины чуть расширились. - Простите, заложница, но мне пора.
- Я пойду в башню наблюдать за битвой, капитан.
- Над сценой поднимется пыль, затруднив наблюдение.
- Тем не менее я засвидетельствую вашу победу. И когда вернется, наконец, лорд Драконус, передам ему повесть об этом дне.
Он кивнул и отошел, приказывая вести коня.
Оглянувшись на двор, она нашла его почти пустым - только дюжина служанок разбрасывала матрацы вдоль стены, складывала кучками порванные на бинты тряпки. Из кузницы вытащили два маленьких горна, подмастерья размещали вокруг кирпичи, ставили корзины с водой и какими-то железными инструментами - эти изогнутые прутья клали рядом с горнами. Другие слуги принесли жаровни, засыпали в зевы дрова и угли.
Лекарка Атран должна была быть здесь, выкрикивать распоряжения, стоять, скрестив руки на груди и морщась при мысли о раненых и умирающих, коих скоро понесут к ней. Сендалат почти ее видела. Как видела и Хилит в коридорах, и писаря Хайдеста за столом в его конторке. И служанок, еще недавно показывавших ей рубцы, кары от Хилит за какие-то надуманные прегрешения. В ее разуме, в некоем не ведающем времени уголке разума, они еще жили, еще бродили по дому, неся груз забот и выполняя назначенные задания.
Ей хотелось увидеть их наяву. Даже Хилит. Но всё, что было - слабый шелест босых ног за ближайшим углом, леденящее ощущение, будто незримые глаза следят за каждым шагом.
Теперь капитан Айвис уезжает к своим солдатам. Она заметила оружейника Сетила, мужчину с изуродованным лицом. Он стоял у горна, неподвижно глядя на уголья. Около конюшен был Вент, открыто рыдающий при мысли о лошадях, которым суждена скорая погибель.
Сендалат глянула на башню, к которой обещала Айвису следить за битвой. Чтобы попасть туда, придется пройти запертую дверь, комнату, которую Зависть как-то назвала Храмом.
Если дочери остались в крепости, они таятся в этой комнате. Конечно, доказательств у нее нет. Даже Айвис не имел ключа, не знал, что находится за дверью.
После ночи убийств ей вручили боевой нож. Тяжелый, с широким лезвием, хорошо уравновешенный. Капитан показал, как рубить таким оружием. Конечно, им можно и резать, и колоть, однако такие навыки требуют тренировки и запястий посильнее. Мысль о том, что придется убить дочерей лорда, ее не особо возмущала, скорее она боялась, что не хватит смелости.
Она перехватила рукоять ножа под плащом и пошла к башне, на лестницу, что приведет к наружной стене. В башне было четыре этажа. Закрытые ставнями окна имелись на каждом уровне, кроме скрытой комнаты сразу под верхней платформой.
У двери она вздрогнула, ощутив руку на плече. Повернулась и увидела конюшего - глаза еще красны, слезы прочертили полосы по впалым щекам. |