— С возвращением, — сказал он, улыбнувшись.

— Привет, — отозвалась я, глядя вверх. — Ты что делаешь?

— Твое письмо читаю. — Он помахал мне страницами сквозь ветки. Если он и был удивлен прочитанным или тем, что я в погожий день в мокрой пижаме и в грязи по щиколотку, то ничем не выдал своих эмоций. Разве что… Воспоминания о лете плыли мимо меня, как пушинки одуванчиков.

Помнишь день с капсулой времени? У тебя в тот день были короткие волосы.

Капсула времени… Может, мы открыли ее слишком рано?

Выпекать при 150º в течение часа. Поверь, даже тебе это под силу.

— Я имею в виду, здесь, — пояснила я, позволив мыслям рассеяться, не заботясь о том, что знает Томас и как это произошло в его реальности. — В моем саду. На яблоне.

— А-а. Погоди. — Послышался шорох листьев, что-то сверкнуло на лету и, маленькое, блестящее, упало на траву рядом со мной.

Я подняла ключ от висячего замочка. Тот самый, который я бросила Томасу под дождем пять лет назад.

— Сохранил? — спросила я, хотя это было очевидно. Иначе как бы он прочел мое письмо — вскрыл капсулу времени бензопилой? Хотя это же Томас…

— После вчерашней ярмарки мама Найла вытурила меня с дивана, — объяснил Томас. — Собираясь, я нашел в чемодане ключ и подумал о том дне, когда мы открыли капсулу времени, а она оказалась пустой. Ты обещала мне широкий жест. Я подумал, что момент подходящий…

Он посмотрел на меня сверху вниз. Я смотрела на него снизу вверх. У нас одинаковые шрамы. И нам не нужно объяснять друг другу вообще ничего.

— Ты только одно перепутала, — добавил Томас. — Это было не в июле, а в апреле. Я про имей. Я привык ставить дату, как пишут в Канаде. Ты поменяла местами число и месяц.

Апрель… Ну, физики, и шуточки у вас! Вот и коэффициент парадокса временнóй петли, которую мы создали, чтобы справиться с потерями! Умляут?!

— Прости, — послышался с дерева голос Томаса, и я вновь сосредоточилась. — Слушай, своим имейлом ты первая проявила великодушие, — он опять помахал тетрадными страницами. — Я не был уверен… но узнать наверняка стоило всех денег на кондитерскую в мире. Я думал, мы с тобой — это судьба, и никаких сомнений быть не может, но появился этот дрищ в кожаной куртке, и я заревновал.

— А сейчас?

— Я сидел тогда на яблоне, бесился, что ты исчезла, и ждал, когда ты появишься снова. Вспоминал тот день и как Грей тебя любил — за твой порез он угостил меня пинком, какого я в жизни не пробовал. Смерть Грея хоть кого бы раздавила. Я недостаточно серьезно отнесся к тому, что ты пережила.

Я вглядывалась в его лицо. Слишком далеко, чтобы разглядеть веснушки. Через неделю он уезжает. Но сейчас мы сидим здесь, я вся в крошечных травинках, а он прячется среди листвы. Может, у нас и достанет дурости, чтобы все получилось.

— Слышь, Томас, — сказала я, сжала кулак, оттопырила мизинец и выставила руку вертикально вверх: — Слабо тебе?

Когда он спрыгнул на траву рядом со мной, я повернулась на бок и долго глядела на него. Я не потянулась взять его за руку, а просто смотрела. Пижама у меня еще мокрая от прошлогоднего дождя, но запах от нее приятный. Не сырой земли, а чего-то нового.

— Как думаешь, если бы мы начали переписку после твоего отъезда, можно было бы обойтись без этого и перейти к главному?

— Не-а, — ответил Томас. Он вынул лепесток яблони из моих волос, посмотрел на него, недоуменно нахмурившись, и бросил в траву. — Тогда этого могло и не случиться — канноли и всего остального. А теперь спроси у меня еще раз, почему я в твоем саду.

Он прижался лбом к моему лбу, вдавив мне в нос металлическую оправу очков.