Первым делом я глянул пергаментный свиток с творчеством моего друга бобра. Ну, интересно же, на самом-то деле! Да, какой-нибудь матерый игрок меня сейчас осудил бы, дескать, у тебя там неразобранные предметы лежат, а ты стихи читаешь.

Ну, вот такой я. Романтик, должно быть.

Прямо скажу – лучше бы не читал. Серьезно. Я бы тогда бобра этого и дальше жертвой божественных репрессий считал, жалел его и все такое. А теперь мне начало казаться, что Месмерта его не за критику подвергла жестокой трансформации, а банально за отсутствие таланта. Может, Шурш в своих виршах и не хотел ее обидеть, просто написал их коряво, а богиня этого и не поняла. Подумала, что глумится над ней поэт Лиандр, потому приняла превентивные меры.

Ох, как бы мне это все развидеть!

– Всякий раз поражаюсь, как странна жизнь, – сообщил мне Сэмади. – Ведь сейчас эпохальное событие произошло – в дело вступило наследие Демиургов, что непременно скажется на общей картине мироздания. И – ничего. Ни знамений в виде погодных катаклизмов, ни корявой огненной надписи на небе, ни чего-либо еще. Будто так и должно быть.

– А почему нет? Просто столько разного нынче каждый день происходит, что знамений не наберешься, – высказал я свою версию. – Шурш, еще пара вопросов, и я оставлю тебя в покое.

– Ага. – Бобер тяжело задышал, а после сплюнул на землю. – Чего?

– Скажи, а ты после той ночи Фонди или Ууурша не встречал больше? Или, может, слухи какие-то до тебя доносились?

Надо информацию добывать здесь и сейчас. Если кто меня и может навести на след безвестной парочки, так это он. Или дать наводку на кого-то знающего. В противном случае это будет поиск иголки в стоге сена.

Вот не сообразил я глянуть на карту после получения квеста, появилось там багровое пятно или нет. Воистину – задним умом всяк крепок.

– Про Ууурша особо ничего сказать не могу, – помолчав, отозвался бобер. – Хотя лет триста назад слышал я от купцов, что на берегу болота на ночевку останавливалась, про какого-то верзилу-полуорка, который в Великой Степи караваны грабит и людей убивает с особой жестокостью. По описанию на Ууурша похоже, его ухватки. С другой стороны, все полуорочье племя таково, им только дай волю.

– В Великой Степи? – уточнил Сэмади. – Полуорки не любят такие места, их дом – горы, в худшем случае – лес. Но не степь, нет. Братец, это похоже на след.

– Похоже-то похоже, – вздохнул я, – только вот слезинка та, небось, уже в закромах Витара лежит. Как я сразу-то не сообразил, что Ууурш этот, как узнал про возвращение любимого хозяина, так сразу к нему побежал.

– Не думаю, – влез в беседу Шурш. – Витар с ним как со скотиной обращался, а перед ночью Исхода выпороть велел. Ты знаешь, какие полуорки мстительные? Ужас! А прошедшие века эту злобу только усилили. Нет, не пойдет Ууурш к Витару, не пойдет. Вот против него – с радостью!

А вот это на самом деле уже похоже на след.

– Ага. – Покивал я. – Что с Фонди? Может, и тут порадуешь чем-то?

– Тут все просто, – хихикнул оклемавшийся Шурш. – Я ее после Исхода часто видел. В последний раз – совсем недавно, с год назад. Мало того, я для нее на болоте кое-какие травы собрал, она попросила. Все же не совсем мы чужие друг другу, верно? Да и несложно мне.

– О как! – опешил я. – И где ты с ней виделся?

– Да там же, где и с тобой. – Бобер шмыгнул черным носом. – В Западной Марке. Помнишь, я тогда тебе помог? Ну, когда вилисы сестрицу твою и чумазого северянина еще убить хотели, а вместо этого дуру-дриаду чуть не прикончили? Я вас тогда доставил к краю болота.