Николай Лейкин. Квартирная страда
I
— Баринъ! Вставайте! Семь часовъ… — стучалась въ полуотворенную дверь кабинета горничная и будила спавшаго тамъ дачника. — М-м-мъ… — послышалось въ кабинетѣ. Произошла пауза, горничная мела полъ въ столовой и умышленно стучала счеткой и громко передвигала стулья. Минутъ черезъ пять она снова подошла къ двери кабинета и заговорила: — Баринъ! А баринъ! На службу пора. Скоро семь часовъ. Изъ кабинета послышалось: — М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Покажи… Показывай… — Что вамъ показать? — улыбнулась горничная. — Вотъ тоже странные-то… Какъ заспались! Вставайте. — А во сколько комнатъ? — раздалось изъ кабинета. — Ахъ, какъ заспались-то! Это просто удивительно. Неизвѣстно, что говоритъ. Вставайте, баринъ! — Покажи, покажи… У тебя съ дровами? — Ну, вотъ, еще того лучше! Баринъ, да вѣдь вы опоздаете службу и потомъ сами будете сердиться, — проговорила горничная. — Вставайте! — М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Встаю. Горничная опять отошла отъ двери кабинета и начала прибирать комнаты. Въ кабинетѣ было попрежнему тихо. Изъ спальной выплыла барыня. Она была съ заспанными глазами, съ папильотками на лбу, въ юбкѣ и кофтѣ. — Самоваръ подала? — спросила она горничную. — Сейчасъ подамъ-съ. Кипитъ и слегка крышкой прикрыть, — засуетилась горничная, бросая щетку и тряпку. — Баринъ встаетъ? — задала вопросъ барыня. — Три раза будила. Говорятъ: «хорошо, хорошо», а сами не встаютъ. — Боже мой! Вѣдь онъ хотѣлъ сегодня до службы съѣздить на Пески и квартиру Ломатовыхъ посмотрѣть, а въ двѣнадцать часовъ у него докладъ, — воскликнула барыня и бросилась въ кабинетъ. — Максимъ Семенычъ! Что-же ты до сихъ поръ дрыхнешь! — Сейчасъ, сейчасъ… Ты говоришь, что швейцару надо отдѣльно платить? — Вставай. Какой тутъ швейцаръ! — Постой… Погоди… Вѣдь въ четвертомъ этажѣ? — Экъ, тебя! Вставай-же, Максимъ Семенычъ! Жена схватила его за руку и стала трясти. — Постой… Дай кухню посмотрѣть… — бормоталъ онъ. — Боже милостивый! Можно-же такъ заспаться! А все винтъ, проклятый винтъ! Зачѣмъ вчера до бѣлаго свѣта просидѣлъ у Колотушкина? Вставай! Супругъ поднялся, спустилъ ноги съ дивана, смотрѣлъ на жену посоловѣлыми отъ сна глазами и бормоталъ: — Кухня только мала. Кухаркѣ отгородиться будетъ негдѣ. — Вставай, вставай! Какая тутъ кухня! Очнись. Одѣвайся. Кухня какая-то… — А въ этомъ домѣ. — Въ какомъ домѣ? Вотъ тоже… — А въ угловомъ. — Да ты прежде очнись. Вотъ мокрое полотенце… Протри глаза. Жена шлепнула ему въ лицо намоченнымъ въ водѣ полотенцемъ. — Шестьдесятъ рублей съ дровами… — продолжалъ онъ бормотать. — Фу ты, пропасть! Утирайся, утирайся полотенцемъ-то. И много водки на ночь пьешь. Это тоже нехорошо. — Швейцару только отдѣльно платить, а полотеры хозяйскіе. — Трись, трись мокренькимъ-то, такъ полотеры грезиться и перестанутъ. Жена сама начала отирать ему лицо мокрымъ полотенцемъ. — Фу-у-у! — послышался протяжный вздохъ. — Въ четвертомъ этажѣ, но всего шестьдесятъ семъ ступеней. — Ужъ и ступени сосчиталъ! — улыбнулась жена. — Можно-же такъ спать! Мужъ пришелъ въ себя отъ сна и умолкъ, начавъ одѣваться. |
