У наружныхъ дверей дребезжащій электрическій звонокъ. Шаговъ прислуги не слышно.

— Даша! Отворите хоть дверь-то! — кричитъ хозяйка горничной. — Вы хоть и отказались отъ мѣста, но сегодня все-таки еще должны служить.

Отвѣта никакого.

Звонокъ повторяется. Хозяйка сама идетъ отворять дверь. Показывается въ дверяхъ мужъ, среднихъ лѣтъ человѣкъ въ очкахъ, въ пальто въ шляпѣ и съ портфелемъ.

— Здравствуй. Ну, что, благополучно переѣхали? — спрашиваетъ онъ жену и чмокаетъ ее въ щеку.

Жена дѣлаетъ кислую мину.

— Какъ тебѣ сказать…

— А что? Развѣ много мебели поломали?

— Нельзя сказать, Но съ прислугой бѣда… — отвѣчаетъ жена.

— Что такое?

— Горничная отказывается работать. Не хочетъ служить. Требуетъ разсчета. Зачѣмъ, видишь-ли ты, ей отдѣльной комнаты нѣтъ.

— Какъ отдѣльной комнаты? Вѣдь для кухарки съ горничной есть клѣтушечка, отдѣленная отъ кухни. Тамъ двѣ кровати свободно могутъ помѣститься.

— И помѣстились. Но вотъ зачѣмъ она будетъ вмѣстѣ съ кухаркой.

— Не въ спаньѣ дѣло, — слышится изъ другой комнаты голосъ горничной. — Что мнѣ спанье! А придетъ въ гости человѣкъ, тамъ его принять некуда, негдѣ кофеемъ напоить.

— Ну, матушка, по нынѣшнимъ квартирнымъ цѣнамъ, если отдѣльную комнату для каждой прислуги имѣть, такъ больно жирно… Лишняя комната въ одно окно, и сейчасъ ужъ на пятнадцать рублей въ мѣсяцъ квартира дороже, — отвѣчаетъ хозяинъ, снимая съ себя пальто. — Да и квартиръ нѣтъ. Мы ужъ и такъ-то рады радехоньки, что хоть такую-то квартиру нашли.

— А она капризится, фордыбачитъ, — замѣчаетъ жена.

— Молебенъ благодарственный будемъ служитъ, что хоть такую-то квартиру удалось нанять, — продолжаетъ хозяинъ. — Ты знаешь, Лизочка, эта квартира взята прямо съ боя, — обращается онъ къ женѣ. — Да, съ боя. А то не видать-бы намъ ее какъ своихъ ушей, и должны были-бы мы остаться на зиму въ дачномъ помѣщеніи въ Лѣсномъ. Я пять рублей лишнихъ домохозяину нанесъ. Пять рублей въ мѣсяцъ. Произошло въ родѣ торговъ.

— Ты разсказывалъ, — вяло бормочетъ жена.

— Такъ вотъ… И когда я вышелъ изъ квартиры домовладѣльца, давъ ему задатокъ, я перекрестился. Нашъ одинъ столоначальникъ въ Царскомъ Селѣ на зиму остался. Нѣтъ квартиръ, нѣтъ и нѣтъ. Даша! Да что-жъ ты не идешь? Возьми-же мое пальто.

— Отказывается работать. И двери не пошла отворять. Посуду не хочетъ со мной разбирать, — сообщаетъ жена.

— И все изъ-за комнаты?

— Все изъ-за комнаты. Разсчитай ты ее пожалуйста скорѣй. Вѣдь это-же несносно. Сколько она мнѣ грубостей надѣлала. Пусть ее уходитъ сейчасъ-же. Что толку въ такой прислугѣ.

— Если такъ, пусть ее убирается.

Мужъ вѣшаетъ на вѣшалку свое пальто. Изъ сосѣдней комнаты доносится:

— Не имѣете права гнать. По закону я имѣю право три дня.

— Да… Но тогда ты эти три дня обязана работать.

— А я работать не желаю.

Мужъ и жена пожимаютъ плечами.

— Что ты подѣлаешь съ нахалкой! — говоритъ мужъ и входить изъ прихожей въ комнаты.

— Осторожнѣе въ дверяхъ-то, — замѣчаетъ ему жена. — Двери крашены и еще не высохли.